Некрономикон. Аль-Азиф, или Шепот ночных демонов

Все, что рассказал мне Дервиш, так сильно взволновало меня, что мысли в моей голове стали путаться. Мне, конечно, очень захотелось узнать и о каинах, и о великой мудрости, и о заповедных областях бытия, и о холодных морях и их обитателях, и о магии, которой может овладеть каждый, и, самое главное, о тех, кто приходит и уходит. Все это сумасшедшим вихрем вертелось в моей голове, и я с трудом удерживал в ней то, с чем пришел к нему.

– О, почтенный! – воскликнул я наконец. – Я пришел к тебе всего лишь с двумя вопросами. Но теперь их стало столько, что я не знаю, с какого начать!

– Будь терпелив и никогда не сходи с избранного пути, – ответил Дервиш. – Будь упорен и последователен, и тогда ты найдешь ответы на все вопросы. А если будешь метаться от одного к другому, только запутаешься и зря потеряешь время. Думаю, нам стоит делать все по порядку. Итак, достаточно ли ты узнал о своем мече?

– О да, почтенный, вполне!

– Я думаю так же. Путь, пройденный им от кузницы до двух клятв, ты узнаешь со временем, если захочешь. Я лишь добавлю, что его чудесные свойства не исчерпываются теми, о которых ты уже знаешь. Это не просто вещь для своего применения, это – образец, эталон, подаренный людям для стремления к его достижению. Он идеален в пропорциях и распределении веса, он не ржавеет и не ломается. Его не нужно точить, лишь иногда немного править тонким оселком. Я научу тебя это делать. А теперь я готов услышать второй вопрос, с которым ты пришел ко мне. Остальные предлагаю оставить до другого раза.

– Да, я очень хочу задать его тебе, но меня одолевают сомнения… я бы даже сказал, что я боюсь.

– Чего же?

– Правды. Я чувствую, что ответ на него откроет мне что-то, что перевернет в моем сознании многое, если не все. И то, что ты мне сегодня рассказал, уже отчасти подтверждает это.

– Тогда ты должен решить, чего же именно ты хочешь: правды или того, что привычно. Твои чувства не обманывают тебя: мы действительно знаем лишь ничтожные крупицы той правды, о которой ты говоришь. И многое в ней настолько отличается от наших представлений, что страх твой вполне оправдан. Я уже говорил о том, что не всякий разум способен постичь ее, он может просто не выдержать этого. Так что сделай свой выбор.

– Я уже сделал его: я хочу постичь Правду в той мере, в какой смогу.

– Что ж, я постараюсь помочь тебе не потерять при этом рассудка. Итак, я слушаю.

– Ты говорил, что те, кто приходит и уходит, обмениваются образами, которые создают при помощи изображений. Так вот, я принес с собой изображение, которое вызывает у меня четкий, хотя и непонятный образ. Я хотел бы знать: что он означает, что это за изображение и откуда оно взялось, и – об этом я подумал только сейчас – не связано ли оно с теми, кто приходит и уходит. Кроме того, на нем есть символы, похожие на те, что начертаны в одном из твоих свитков, и я подумал…

При этих моих словах глаза Дервиша вдруг блеснули странным, поразившим и даже напугавшим меня блеском. В нем были и давно утраченная надежда, и мой страх перед чем-то, потрясающим основы основ, и горечь не раз испытанного разочарования, и алчность ищущего, и торжество победителя. Кроме того, я заметил, как дрогнули его губы. Больше, однако, он никак не выдал своего волнения, хотя и не скрыл появившегося на его обычно спокойном лице интереса.

– Так вот, я подумал, что это может быть интересно и тебе.

С этими словами я вынул из пояса пластину. Дервиш все с тем же интересом принял ее из моих рук и стал рассматривать. И вдруг глаза его вспыхнули удивлением и детским восторгом, рот судорожно глотнул воздух, а руки задрожали так, что он чуть не выронил пластину. Он впился в нее горящими глазами, затем поднял их на меня и восторженно прошептал:

– Значит, они все-таки существуют!

Затем он бросился к столу, схватил стоящие на нем песочные часы и, перевернув их, положил пластину рядом с ними. Некоторое время он глядел поочередно то на пластину, то на часы, затем поднял глаза на меня. Было видно, что он вновь овладел собой, словно нашел то, что давно искал.

– Все точно, все сходится, – с жаром проговорил он. – Значит, все это – правда! Я увидел его! Наяву! Ты видишь его? – Он ткнул пальцем в пластину.

– Вижу! – убежденно подтвердил я, не совсем, однако, понимая, о чем он говорит.

– Значит, и меня глаза не обманывают. И время совпадает! Скажи, что ты сейчас видишь?

Я взглянул на пластину и в очередной раз содрогнулся: изображенные на ней непонятные предметы монотонно и уверенно двигались, каждый – по своему пути.

– Они движутся, – ответил я.

– А этот? – Дервиш ткнул пальцем в один из шариков.

– Этот – тоже.

– Вглядись в него получше: не видишь ли ты там себя?

– Я вижу себя: я отражаюсь в пластине, как в зеркале.

– Я говорю о другом: ты не видишь себя на шаре? Хотя это, конечно, шутка. Даже если бы ты был там изображен, у тебя не хватило бы остроты зрения разглядеть себя. Да тебя и не могло быть там: эта картина изваяна за многие тысячи веков до твоего рождения.

Я в очередной раз был поражен почти до остолбенения и совсем уж ничего не понимал.