Некрономикон. Аль-Азиф, или Шепот ночных демонов

Я был поражен тем, сколько путей пришедших и ушедших пересекалось здесь, и сколь разными были эти пути. Насколько разным, оказывается, могло быть достижение одних и тех же целей, и каким разным было отношение их к людям. Я вспомнил рассуждения почтенного Дервиша об их помыслах на примере хауза с рыбками. Самым ужасным было то, что они, обладая своим могуществом, могли позволить себе все что угодно. Удивительным было также то, что их пути пересеклись именно здесь. И почтенный Дервиш не зря забрел сюда. Вероятно, он имел указание на этот путь и направил по нему меня совершенно сознательно. Да и сам город возник здесь, похоже, совсем не случайно. Это место воистину было перекрестком Добра и Зла, местом, где сошлись и оставили свои следы древнейшие и величайшие силы неведомого.

В моем разуме с трудом уложилось открытие того, что человек наделен способностями обрести могущество, пусть несравненно меньшее, чем у них, но позволяющее ему улучшить себя и продлить свой век. И благодаря этому получить возможность идти дальше по бесконечному пути познания… Хотя и не мог понять, зачем это нужно. Стремление к познанию ради дальнейшего познания было выше моего понимания. Но способности проникать внутрь естества, познавать его устройство и направлять потоки света, способные его изменить, были для меня воплощением сказочного волшебства. И я, без сомнения, принял бы их за волшебство, а обучение им – за обучение магии, если бы почтенный Дервиш в свое время не раскрыл мне их суть и суть всего того, что люди называли магией.

Я был глубоко впечатлен тем, сколь разнообразными и удивительными могут быть способы выражения и передачи своих мыслей. Казалось бы, все они являлись письменными формами, начертанными на камнях. И вполне естественно было предположить, что каждый символ должен передавать определенное сочетание звуков, которые складываются в слова, и нужно лишь знать, что они означают на нашем языке. Но кто бы мог подумать, что само восприятие каждого из них совершенно отличается от обычного, одинакового у всех известных мне народов. И что их просто невозможно прочесть обычным способом. И сколь разнообразными могут быть варианты этого восприятия. Мне вдруг пришла в голову напугавшая меня мысль о том, что таких вариантов может быть еще великое множество, и мне также предстоит встретиться с ними. Из увиденных же мною сейчас меня особенно поразил последний, для которого нужно было обязательно погрузиться в сон. И конечно же не было границ моему благоговению перед лампой. Это удивительное творение, кто бы ни был его творцом, являло настоящие, ничем, даже движением незримого света, не объяснимые чудеса. Она справилась со всеми расшифровками, во всех случаях совершенно правильно подобрав нужный путь восприятия, и с помощью какой-то неведомой силы направила по нему наш разум. Было совершенно ясно, что без ее помощи, даже после многолетних трудов нам удалось бы понять далеко не все эти письменные формы. Вне всякого сомнения, почтенный Дервиш был прав: лампа могла быть лишь творением тех, кто приходит и уходит, и, судя по совершенно привычному для нас виду, была предназначена именно для нас. О том же, какие таинственные силы заключены в ее недрах и какие удивительные превращения происходят в ней, когда она вершит свои чудеса, приходилось лишь бесполезно гадать.

Осмыслив свои новые открытия, я, разумеется, сделал их достоянием всех собравшихся здесь, дабы укрепить в них гуманное начало и предостеречь от попадания в снабженные щедрой приманкой сети Зла. Служители мудрости выразили мне горячую благодарность и объявили, что я, очевидно, был послан им свыше, чтобы раскрыть им эту ужасную правду. Я же заметил, что лампа уж точно была послана нам свыше, ибо узнать эту правду мы смогли лишь благодаря ей.

Покидая этот удивительный перекресток путей тех, кто приходит и уходит, я был переполнен ликованием, ужасом и тревогой. Ликовал я оттого, что плоды моих поисков здесь превзошли не только все ожидания и надежды, но и самые туманные грезы, и самые безумные фантазии. Ни я, ни почтенный Дервиш, указавший мне это место, даже представить себе не могли, сколь щедрым на бесценные находки оно окажется.

Ужас переполнял меня оттого, что могущество тех, кто приходит и уходит, о котором я узнал здесь, многократно превосходило то, о котором я догадывался прежде. При этом помыслы их в отношении людей были, как и предполагал почтенный Дервиш, самыми различными. А побуждения, могущие возникнуть, не поддавались никаким прорицаниям. Им ничего не стоило в любой момент стереть род людской с лика Земли или обречь его на медленное и мучительное вымирание, равно как и возвеличить, наделив всеми благами. Это зависело лишь от их прихоти и выгоды.