«Мозг, как и сам разум, этих существ значительно и очень выгодно отличается от таковых у всех, встреченных нами ранее. Он весь помещается в одном месте, даже все чувства, за малым исключением, помещаются рядом. Несмотря на общую слитность, в нем хорошо определяются участки, имеющие каждый свое назначение. И хотя удалить какой-либо из них без причинения общего вреда невозможно, ненужные легко усыпить, а работу нужных – усилить без всякого общего вреда. Он обладает здоровой первобытной памятью, связанной не только с прямым восприятием, но и с чувствами, которые ярко и разнообразно раскрашивают его, удивительно обогащая общую картину. Эта память, с одной стороны, уже достаточно приспособлена к работе совместно с разумом, с другой – еще вполне сохранила свои естественные способности, ибо ее обладатели еще не придумали ничего для ее дополнения и замены. Благодаря этому их восприятие и передача воспринятых образов уникальны, ибо память сохраняет их живыми. Лишь их мозг, в отличие от других существ, может сохранять воспринятое в таком виде и представлять затем в своем безупречном качестве. Кроме того, он являет великолепную систему логического домысливания. Он способен удивительно точно достраивать недовоспринятые картины почти любой сложности. И наконец, эти мо́зги легко соединяются между собой в постройки любого порядка и объема и способны работать как одно целое. Благодаря всем этим достоинствам сооружения, построенные из множества мо́згов этих существ, являются идеальным накопителем знаний со своим восприятием, которое легко поддается многократному улучшению. Для этого им необходимы лишь хорошие условия содержания, создание которых не представляет особых трудностей. И поэтому добыча этого материала вполне оправдана и желательна. Производить ее следует по изложенному далее описанию».
Дальше следовал подробнейший, леденящий душу трактат о том, как следует добывать этот «материал». Он включал в себя, прежде всего, внушительный список требований, которым этот «материал» должен соответствовать, и обучение умению добывать его. В нем излагались приемы выслеживания людей, вхождения к ним в доверие, успокоения их настороженности. Приводились различные способы проверки способностей разума собеседника незаметно для него во время обычных разговоров. Все эти уловки были столь дьявольски изощренными, что, казалось, на использующего их должна была немедленно обрушиться кара небесная. Дальше описывались многочисленные и не менее изощренные приемы самого похищения для использования в различных обстановках и условиях, и, казалось, здесь было предусмотрено абсолютно все. Имелись рецептуры снадобий и составов, необходимых при этом, а также – диковинные инструменты и приспособления. Одно из главных мест занимало указание об обязательном уничтожении свидетелей и тех, кто попытается воспрепятствовать похищению. Однако о таинстве самого изъятия мозга не было сказано ни слова. Очевидно, это было уже делом самих заказчиков «материала», да и кому другому это было бы под силу? Кем были эти таинственные заказчики и авторы написанного здесь, сомневаться не приходилось. Меня до самых глубин потрясло ледяное презрение этих существ ко всему живому, ибо в письменах ни словом не упоминалось об обладателях «материала» как о людях, заслуживающих хоть какого-то уважения. А ведь они были лучшими из людей, они были людьми в самом высоком смысле. Для Ми-Го же они были лишь безликим источником «материала», ничего не значащими остатками, подлежащими после изъятия мозга выбросу на свалку. Я был переполнен справедливым негодованием и с неистовым рвением тщательно записал перевод манускрипта от начала до конца, чтобы сделать его достоянием находящихся здесь людей, которые, в свою очередь, понесут по свету предостережение для других.
Исполнив эту миссию, я твердо взялся за сборы в дорогу, так как еще имел надежду перехватить возвращавшийся из Ктесифона караван брата. Но мне вновь пришлось отложить свой отъезд на несколько дней. Причиной тому вновь стала неожиданная очередная находка раскопщиков.