И вот Картер шел во мраке, а то и бежал, когда ему что-нибудь слышалось среди костей под ногами. Раз он наткнулся на каменистый склон и понял, что это, должно быть, подошва одного из Зубцов Фрока. Потом наконец он расслышал отвратительное стучание и громыхание, которое доносилось с большой высоты, и удостоверился, что находится под самым утесом упырей. Он не был уверен, что его услышат из этой долины на мили и мили под горой, но сознавал, что нутроземье имеет свои законы. Пока он раздумывал, его стукнуло на лету костью такой тяжелой, что это был не иначе как череп; и, благодаря этому уразумев, как он близко к роковому утесу, он постарался испустить как можно лучше тот чмыкающий крик, которым упыри призывают друг друга.
Звук распространяется медленно, так что минуло какое-то время, прежде чем донесся пришепетывающей скороговоркой ответ. Но он наконец-то донесся, и ему было сказано, что для него спустят веревочную лестницу. Ожидание ему предстояло весьма тоскливое, поскольку нельзя знать заранее, что мог расшевелить среди этих костей его крик. И правда, очень скоро он действительно услышал смутное шуршание издалека. По мере того как оно намеренно и неуклонно приближалось, его обуревала все большая и большая тревога, ибо он не хотел сходить с того места, где предстояло опуститься лестнице. Наконец напряжение сделалось почти невыносимым, и он был готов, предавшись панике, ринуться прочь, когда глухой удар о свежую груду костей рядом отвлек его внимание от другого звука. Это упала лестница, и, нашарив через минуту ее туго натянутый конец, он ухватился за него. Но другой звук не стихал и преследовал его, даже когда он поднимался. Он одолел уже целых пять футов, когда громыхание внизу красноречиво набрало силу, и оставил позади уже добрых десять, когда нечто принялось раскачивать лестницу снизу. На высоте, должно быть, пятнадцати или двадцати футов вдоль его бока волнообразно зазмеилось долгое и скользкое прикосновение; и с этого места он карабкался, как одержимый, чтобы избежать невыносимых отираний того пакостного и тучного дхоля, чей вид не для людских глаз.
Час за часом карабкался он до ломоты в плечах и кровавых ссадин на ладонях, видя снова тусклые огоньки-гнилушки и неладные пики Фрока. Наконец он стал различать над головой выпирающую закраину громадного утеса упырей, чей отвесный склон был невидим; и немало часов спустя увидел причудливую образину, заглядывающую за край, словно химера, заглядывающая за парапет Нотр-Дам. В приступе дурноты он едва не разжал руки, но через минуту снова пришел в себя; ибо его пропащий друг Ричард Пикмэн как-то раз свел его с упырем, и он хорошо знал их псообразные физиономии и заваливающиеся вперед фигуры и невыразимые пристрастки. Так что он вполне совладал с собою, когда отвратительная тварь втаскивала его из головокружительной пустоты за край обрыва, и не разразился воплями при виде недоеденных остатков, сваленных рядом в кучу, вокруг которой сидели упыри, и работая челюстями, с любопытством к нему присматривались.
Он оказался на залитой тусклым светом равнине, единственными природными чертами которой были огромные валуны и отверстия нор. В целом упыри держались прилично, хотя один и примеривался щипнуть Картера, а несколько прочих в задумчивости поедали глазами его худобу. Пришепетывая скороговоркой, он приступил к терпеливым расспросам касательно своего пропащего друга и узнал, что тот сделался весьма сановным упырем во тьмах кромешных сопредельных миру яви. Престарелый упырь с зеленоватым обметом вызвался препроводить его к месту, которое Пикмэн избрал нынешним своим пребывалищем; так что, победив естественную гадливость, Картер последовал за этой тварью в обширный ход и долгие часы полз за ним в смердящем мраке гниющей земли. Ход вывел их на бледную равнину, усеянную своеобразными земными останками — ветхими надгробиями, разбитыми урнами, несуразными обломками памятников, — и Картер с некоторым волнением осознал, что оказался, вероятно, ближе к миру яви, чем когда бы то ни было с тех пор, как спустился на семь сотен ступеней из пещеры огненного столпа к Воротам Глубокого Сна.
Здесь, на могильной плите с датой «1768», похищенной с кладбища Грэнери в Бостоне, сидел упырь, некогда бывший художником Ричардом Эптоном Пикмэном. Его резинистая нагота была ничем не прикрыта, и столько его облик принял на себя упыриного, что человеческая природа в нем уже затмилась. Но, еще владея остатками английской речи, это существо могло поддерживать разговор отрывистым полувнятным ворчанием, раз за разом сбиваясь на пришепетывающую упыриную скороговорку. Узнав, что Картер хочет попасть в заколдованный лес, а оттуда в город Селефаис за Танарианскими Холмами, оно приняло довольно неуверенный вид; ибо эти упыри мира яви не промышляют по кладбищам в верхних дремных краях, оставляя это дело красностопым вукулам, расплождающимся в мертвых городах, и много препятствий лежит между их преисподней и заколдованным лесом, в том числе и ужасное царство гагов.