И вот началось нескончаемое восхождение в непроглядной черноте; его делали почти невозможным чудовищные ступени, рассчитанные на гагов и поэтому чуть ли не в ярд вышиной. Об их числе Картер не мог составить верного представления, поскольку скоро так устал, что неутомимым и резиново-растяжливым упырям приходилось ему помогать. Во время всего бесконечного подъема над ними нависала угроза, что их побег обнаружат и отрядят за ними погоню: хотя никто из гагов не дерзнет отворить каменную дверь в лес, ибо на ней заклятие Вящих, вход на лестницу в башне не препинаем ничем, и гаги часто преследуют улизнувших уморищ вплоть до самого верха ступеней. Ухо гагов столь чутко, что даже шорох голых подошв и ладоней может выдать взбирающихся по лестнице, когда город проснется; и тогда этим гигантам с их ходом и навыком видеть без света, взятым от охоты за уморищами под сводами Зина, конечно, не потребуется много времени, чтобы настичь свою мелкую и непроворную жертву на тех колоссальных ступенях. Глубокое уныние одолевало при мысли о том, что ни единым звуком не подадут о себе знать безмолвные преследователи, но весьма неожиданно и ужасно налетят во мраке на взбирающихся по лестнице. И на освященный обычаем страх гагов перед упырями не стоило полагаться в этом особенном месте, где на стороне гагов были столь весомые преимущества. Грозила также некоторая опасность от хитрых и злобных уморищ, которые часто прискакивают на башню, пока гаги спят. Если гаги заспятся надолго, и уморища, разделавшись со своим делом в пещере, не задержатся, то этим мерзким и злокозненным тварям ничего не стоит учуять взбирающихся по ступеням; а уж тогда едва ли не лучше было попасть в зубы гагу.
Они поднимались уже целую вечность, когда в темноте над ними раздалось хаканье; и дело приняло весьма серьезный и неожиданный оборот. Было ясно, что одно уморище или несколько забрело в башню до прихода Картера и его провожатых; было ясно и то, что неминуемая опасность близка. После секундного столбняка предводительствующий упырь оттолкнул Картера к стене и постарался как можно лучше расставить своих сородичей для сокрушительного удара по врагу древней могильной плитой. Упыри видят впотьмах, поэтому с отрядом дело обстояло не так худо, как если бы Картер был в одиночестве. В следующий миг дробот копыт выдал по крайней мере одно скачущее вниз уморище, и упыри с надгробием занесли свое орудие для отчаянного удара. Вскоре сверкнула пара изжелта-красных глаз, и задышливое хакание уморища заглушило дробот его копыт. Стоило ему соскочить на ступень сразу над упырями, как они с такой нечеловеческой силой обрушили древнее надгробие, что жертва только издала сдавленный хрип и рухнула грудой скверны. Тварь эта как будто оказалась единственной, и, поприслушивавшись минуту-другую, упыри похлопали Картера по плечу в знак, что пора отправляться дальше. Как и прежде, им пришлось ему помогать; а он был рад уйти подальше от места побоища, где неприглядные останки незримо распластались в темноте.
Наконец упыри вместе со своим спутником остановились, и, пошарив руками над головой, Картер понял, что они добрались до огромной каменной крышки люка. Нечего было и думать, чтобы отворить подобную громадину настежь, но упыри надеялись приподнять ее ровно настолько, чтобы вбить могильную доску в качестве клина и помочь Картеру проскользнуть в эту щель. Сами они намеревались спуститься обратно и пройти через город гагов, поскольку скользкой увертливости им было не занимать и они не знали дороги поверху в призрачный Саркоманд с его охраняемым львами преддверием бездны.
Могуче напружинились трое упырей, борясь с каменной крышкой над ними, и Картер помогал наддавать со всей силой, какая у него была. Решив, что край у самой вершины лестницы как раз тот, что нужен, они направили на него все потуги своих неправедно упитанных телес. Через несколько мгновений появилась полоска света, и Картер, кому это дело препоручалось, просунул в отверстие конец древней могильной плиты. За этим последовало мощное налегание, но дело подвигалось слишком медленно, и им приходилось возвращаться к исходному положению каждый раз, когда не удавалось повернуть плиту и сделать подпорку.