Занималась заря, когда они вышли к самой опушке леса, и Картер стал неохотно прощаться со своими друзьями. Юный субалтерн, знавший Картера еще в бытность свою малым котенком, последовал бы за ним, не воспрепятствуй ему в этом старый генерал; но суровый патриарх утверждал, что узами долга тот связан с военным поприщем и со всем своим родом. Так что Картер в одиночестве отправился в дорогу золотеющими полями, что таинственно простирались вдоль обрамленной ивами реки, а кошки снова повернули в лес.
Путник отменно знал тот край вертоградов, лежавший от леса до Серенарианского моря, и беспечно следовал за поющими струями Украноса, указывающего ему дорогу. Солнце вставало все выше над отлогими склонами с их купами дерев и зеленеющими лужайками и заставляло разгораться всеми красками тысячи цветов, испещрявших каждый холм и раздол. Дымка благодати овеивает весь этот край, чуть больше других вобравший в себя солнечных лучей и музыки лета, звенящего пчелиным и птичьим роем; так что странственники проходят здесь, словно по волшебной стране, и радуются и дивуются больше, чем сколько бы они потом ни вспоминали.
К полудню Картер добрался до яшмовых террас Кирана, что сбегают к самой речной кромке и поддерживают собой то святилище красоты, куда раз в год из своей далекой страны на берегах моря мглы прибывает в золотом паланкине король Илек-Вада, чтобы поклониться божеству Украноса, напевавшему ему свои песни, когда в юности он обитал в хижине на речном берегу. Все из яшмы это святилище, и целый акр земли занимают его палаты и дворы, его семь островерхих башен и его сокровенный алтарь, куда река входит по скрытым канальцам и где божество негромко творит в ночи свою песнь. Многократно внимает луна странной музыке, проливая свой свет на те дворы, и террасы, и башенные острия, но песнь ли бога та музыка или монотонный напев загадочных иерофантов, никто, кроме самого короля Илек-Вада, не может сказать, ибо лишь один он входил во святилище и видел иерофантов. Теперь, в дневной полудреме, эта филигранная и изысканная кумирня тонула в молчании, и Картер слышал лишь бормотание мощных струй и звенящую музыку пчел и птиц, идучи все вперед под очарованным солнцем.
С полудня до самого вечера брел пилигрим благоуханными пажитями, защищенный отлого низбегающими к реке склонами с домиками под соломенной кровлей и обителями приветливых божеств, вырезанных из темной яшмы с краснобрызгом или яблочно-зеленого берилла. Он то подходил к самой воде Украноса и насвистывал резвым и всеми красками искрящимся рыбкам в ее хрустальных струях, то останавливался среди шепчущих камышей и созерцал величественный темный лес на дальнем берегу, деревья которого спускались к самой воде. Прежде в дремах он видел, как из леса робко выходят на водопой невообразимые и неуклюжие бионтопотамы, но теперь он не заметил ни одного. Иногда он задерживал шаг, чтобы проследить за плотоядной рыбой, поймавшей птицу-рыболовку, которую она приманивала, соблазнительно играя на солнце чешуей, и своим огромным ртом ловила за клюв, которым крылатая охотница нацеливалась ее пронзить, как копьем.
Под вечер он взошел на пологий, поросший травами склон и увидел перед собой тысячекратно рдеющие в закатных лучах золоченые шпили Трана. Отнимает способность к рассуждению выспренность алавастровых стен оного неимоверного города, поверху наклоняющихся внутрь и как будто сделанных из одного куска никому не известным образом, ибо они древнее, чем сама память. Но сколь ни выспренни они с их сотней врат и двумя сотнями дозорных крепостных вышек, теснящиеся в их кольце башни, сплошь белые под золочеными шпилями, еще более выспренни, чем они; так что жители окрестных долин видят, как они воспаряют в небо, то сияя в прозрачной синеве, то запутавшись остриями в облачных и туманных клубах, то повитые туманами понизу и ослепительно сверкающими верхушками шпилей над дымкой. И там, где ворота Трана открываются на реку, лежат мраморные пристанища, где тихо покачиваются на якоре нарядные галиоты из благовонного кедра и каламандра и на тюках и бочонках с письменами далеких земель посиживают чужестранные бородачи-мореходцы. Позади стен прочь от берега простирается сельский край, где дремлют между пригорков белые маленькие усадьбы, и узкие дорожки со множеством каменных мостиков плавно вьются среди садов и речек.