Некропена

– Наблюдать и жить в своем пузырьке, ощущая свою мимолетность. Не думать о высоких материях. Просто пить, например, водку или пиво.

– А развиваться, учиться, к чему-то стремиться надо?

– Не стоит. Мне кажется, это противоречит общей задумке пены. Разум губительно действует на общую структуру пены. Он – отклонение, исключение, случай. Отрицательно воздействует на жизнеспособность пены. Так глядишь, и остановит пенообразование.

– Вань, а теперь поясни мне самый главный вопрос – откуда все появилось? Ну…вся вселенная. Почему все возникает случайно, кто установил так? – пролепетал Борька, допив пиво из бутылки, – кто начальник всего? Бог главенствует повсюду?

– Ну, бог – это такое же слово, как стакан, например. Просто слово, не имеющее отношение к замыслу вселенной. Я, Борь, так скажу. Глобально. Я тебе тут много наговорил разного, но пойми самое главное – я пользуюсь разумом, а он …просто разум, который случайно появился, может исчезнуть, и вообще не свойственен вселенной, наверное…Я так думаю. Что на самом деле кругом – когда–то прояснится. Случайным образом. Кому-то. Мимолетно. А может и нет…

Тут Ванька остановился. Несколько подумал и сказал:

– Я, Борь, противоречиво говорю. Путаюсь…В поисках, так сказать, нахожусь. Сущего, Истины…Понимаешь? Иногда думаю – а может мой разум не есть инструмент для поиска причины всего существующего? Может он и не дан для этих целей? Может то, что я тебе наговорил просто слова и все? Мысли мои, работа моего разума.  Может разум создан только для поиска пропитания и других забав? И не сформирован для более серьезных задач… А есть ли что-то, с помощью чего можно познать Истину? Может она не познаваема в принципе?.. Никогда…Истина – глобальна. Что ей до нас?

– Вань, так получается, что мы друг другу наговорили – это все наши фантазии? Разум не способен постичь высшие материи?

– Я думаю, что это так. Все, что создано пеной-человечеством – это живопись на холсте. Красивая. Нравящаяся большинству. Науки и теории – это пригодные формы для описания окружающего, разработанные человечеством. Сделанные под себя и иногда хорошо действующие. А когда задаются серьезные вопросы – кто мы? что вокруг? для чего все сущее? где начало и конец? – тут и конец всем наукам, тормоз.

Уже темнело, друзья захмелели. Ванька пускал слюни сладострастия. Ему нравился философский разговор. Он не прекращал задавать вопросы себе, Боре, Тому и Сяму. Но вскоре его речь стала сбивчива и, в конце концов, откровенно бредова. Уставши от работы мозговых извилин или их подобий, он упал на колени Борьки и захрапел. Утомился и Борька. Он находился в глубокой задумчивости от беседы. Тема пены уже была ему неинтересна, второстепенна. Она казалось ничтожной по сравнению с монументальностью проблем, озвученных бомжем Ванькой. Ефимкин погряз в грязевом фонтане своих мыслей и тоже уснул возле Ваньки.

Во сне они что-то бормотали неразборчивое. Ванька иногда всхлипывал, чуть ли не рыдал. Но под утро уже крепко уснули, не оставив на лице былого мятежа диалога.

С рассветом Борька, не попрощавшись, тихо ушел, обустроив в голове ячейки для будущей беседы с новым знакомым Ванькой. Ефимкин спотыкался, гонимый неразрешенными проблемами бытия. Его тиранила мысль о бесполезности человеческого разума для познания мира. Его тяготила вечная неизвестность. В разговоре с Ванькой он проследил главную идею – окружающее немыслимо, достоверности никогда не будет, Истина недосягаема. Смысл предметов, вселенной непонятен.

С тяжелой головой он пошел на работу, в шахту. Работать не смог, а ушел в темный забойный тупик, где, выкопав ямку, залег в нее, как в келью, впав в полусонное состояние. В его голове крутились обрывки фраз Ваньки, какие-то цитаты из религиозных книг, научных работ, формулы…Темнота шахты еще больше усугубляла ситуацию. Вечная тьма – так представлялась жизнь Борису. О ней ничего доподлинно неизвестно, все зыбко, мимолетно, случайно. Вдобавок присутствует постоянное соседство смерти. Ухватиться не за что. Никто ничего объяснить не может. Существуют какие-то законы физики, которые что-то пытаются как-то увязать в логические формы, но, доходя до первопричины всего сущего, разлагаются и тухнут.

Очнувшись от окриков шахтеров, Ефимкин в беспамятстве поднялся на поверхность, сел в пенный автобус и вскоре опять лежал у себя в ванне, раздвигая пену дрожащими руками. Он брал воду в руки, смотрел на нее, пытаясь уловить какой-то смысл в ней. Он надеялся на какое-то озарение, на видение невидимого. Потом лил ее на себя, глотал, пытаясь проникнуть в сущность материи. Борис смотрел по сторонам и старался увидеть нечто немыслимое им. Колебания мыслей привели к тому, что Борька решил незамедлительно идти к Ваньке, дабы прояснить дальнейшую ситуацию и, возможно, сделать хоть какой-то оптимистичный вывод относительно всего.