Нексус

Пополудни в субботу я сразу поехал на Манхэттен. Выйдя на «Таймс-сквер», поднялся наверх, перекусил в кафе-автомате, а затем неторопливой походкой искателя приключений направился к ближайшему дансингу. Мне не приходило в голову, что я как бы заново вступаю на путь, приведший меня к нынешнему печальному финалу. И только с трудом протиснувшись в великолепные двери дансинга «Итчигуми», расположенного на первом этаже весьма оригинального здания, рядом с кафе «Мозамбик», я вдруг осознал: а ведь точно в таком настроении поднимался я, покачиваясь, по крутой и расшатанной лестнице другого бродвейского дансинга, где и встретил свою любимую. С того самого времени я напрочь позабыл дорогу в подобные заведения и потерял интерес к «ночным бабочкам», безжалостно обирающим своих одержимых сексом клиентов. Да и сейчас мне хотелось всего лишь на несколько часов вырваться из монотонного существования, немного забыться — и сделать это, по возможности, не слишком обременительно для кошелька. Я не боялся снова увлечься или просто переспать с кем-то, хотя мучительно жаждал физической близости. Мне хотелось всего лишь вести себя как рядовой обыватель, медленно дрейфовать, как медуза в огромном океане. Пусть меня закрутит и поглотит водоворот из пахучей человеческой плоти, пусть я утопу в ней под радугой приглушенного и все же дразнящего воображение света.

Войдя в зал, я ощутил себя фермером, оказавшимся в большом городе. Меня сразу же ослепили лица, море лиц, обожгло зловонным жаром разгоряченных тел, рев оркестра оглушил меня, мигающий свет заворожил. Казалось, у всех здесь подскочила температура. Каждый чего-то ждал и чутко следил за происходящим, напряженно ждал и напряженно следил. Воздух потрескивал, наэлектризованный желанием, маниакальной сосредоточенностью на одной цели. Тысячи различных парфюмерных ароматов спорили друг с другом, противопоставляя себя духоте зала, поту и испарине тел, всеобщей лихорадке, похоти узников, потому что все эти люди, я не сомневался, были именно узниками. Узниками плоти, так и не пошедшими дальше влагалищного преддверия любви. Эти жалкие узники наступали друг на друга, приоткрыв губы, сухие, горячие губы, голодные губы, дрожащие губы, которые молили, плаксиво кривились, упрашивали, жевали и мусолили губы партнера. И все трезвы, трезвы как стеклышко. Это уж слишком. Трезвы, как преступники, идущие на «дело». Все они, густо перемешавшись, напоминали один огромный подрагивающий пудинг; цветовые блики играли на лицах, груди, бедрах, опоясывали их пестрыми лептами, отчего люди казались связанными, сплетенными, а потом они так же легко высвобождались из пут, вращаясь, крутясь и прижимаясь друг к другу телами, щеками, губами.

Я совсем позабыл, какое безумие эти танцы. Слишком долго был я один, с головой уйдя в свои проблемы, печалясь и размышляя. Здесь же лихо отплясывало забвение с безымянным лицом и кастрированными мечтами. Здесь начиналась страна дрыгающих ног, атласных задков, распущенных волос — ведь Египет уже не тот, и нет Вавилона с преисподней. Здесь бабуины, разгоряченные половой охотой, плывут по вздувшемуся брюху Нила, силясь найти смысл вещей; здесь бесятся древние менады, вызванные к жизни завыванием саксофона и рокота трубы, здесь проветривают разгоряченные яичники «мамаши» из небоскребов, и все это делается под непрерывный рев музыки, отравляющей поры, развращающей мозг, открывающей все затворы. И пусть пот, испарения и бьющий наповал аромат духов и дезодорантов назаметно засасываются вентиляторами, но с острым запахом похоти, разлитым по всему залу, ничего не поделать.

Разгуливая вдоль упаковок «Херши», прилепившихся одна к другой, как золотые слитки, я набрел на стайку девушек. Тысячи улыбок полетели в мою сторону; я приподнял голову, чтобы получше впитать живительное дыхание нежного ветерка. Улыбки, улыбки. Как будто нет на свете смерти и жизнь не является путешествием в материнское чрево и обратно. Трепет и шелест повсюду, запах камфары, рыбных тарелок и оливкового масла… горделиво торчащие плечики, обнаженные руки, жаждущие прикосновения, мокрые ладони, увлажненные лбы, приоткрытые губы, манящие язычки, зубки, зазывающие, как рекламные объявления, глаза горящие, ищущие, раздевающие… пронизывающие и проникающие до самых глубин взгляды — одни жаждут денег, другие — плотского обладания, есть и такие, что готовы на убийство, но все выглядит так празднично, невинно, красочно — как красная изнутри, разинутая пасть льва, и все притворяются, что сегодня обычный субботний вечер, зал как зал, бабы как бабы, тишь да гладь, заплати мне, возьми меня, сожми в объятиях, как хорошо здесь, в «Итчигуми», не наступай мне на ноги, правда, здесь жарко, да, я люблю тебя, действительно люблю, ну, укуси меня еще раз, сильнее, сильнее…