Читаем Нексус полностью

Спасаясь бегством из этого места, я вспомнил негритянскую музыку и те пластинки, что в прошлом собирал, вспомнил тот страстный ритм, устойчивый и непрерывный, — душу той музыки. Всего лишь ровный, непрестанный, вибрирующий ритм секса, но сколько в нем свежести, чистоты, невинности!

Я дошел до такого состояния, что был готов вытащить из брюк член прямо в центре Бродвея и яростно онанировать. Только представьте себе такую картину: некий сексуальный маньяк расстегивает брюки субботним вечером на глазах у посетителей кафе-автомата!

Злой и взбешенный, я дошел до Центрального парка и упал на траву. Деньги кончились, а без них что делать? Танцевальная мания… Я все еще думал о ней. Все еще мысленно взбирался по крутой лестнице к кассе, где восседала гречанка и собирала с посетителей деньги. («Она скоро будет, потанцуйте пока с кем-нибудь еще».) А та часто вообще не приходила. В углу, на возвышении, работали как звери цветные музыканты, они тяжело дышали, обливались потом; ребята выкладывались до конца — и так час за часом без перерыва. Работа не приносила им никакого удовольствия, да и девушкам тоже, разве что иногда у той или другой увлажнятся трусики. Надо рехнуться, чтобы быть постоянным клиентом такого вертепа.

Впадая понемногу в сладостную дрему, я был уже готов сомкнуть глаза, когда вдруг неизвестно откуда появилась очаровательная молодая женщина и уселась рядом на бугорке. Она, наверное, не догадывалась, что в таком положении мне полностью открываются ее интимные прелести. А может, ей было все равно. Кто знает, возможно, для нее это нечто вроде улыбки или подмигивания. В ней не было ничего наглого или вульгарного, она вызывала у меня представление о некоей большой и нежной птице, присевшей отдохнуть после полета.

Девушка настолько не обращала внимания на мое соседство, была так неподвижна, молчалива и погружена в свои мысли, что, как это ни невероятно, я закрыл глаза и задремал. Следующее мое ощущение: я не нахожусь более на земле. К загробной жизни тоже надо привыкнуть — так было и в моем сне. Самым невероятным казалось то, что исполнение желаний не требовало никаких усилий. Если я хотел бежать, причем с любой скоростью, я бежал, не уставая и не задыхаясь. Если возникало желание перепрыгнуть озеро или холм, я просто прыгал, и все. Хотел летать — летел. Только пожелай — и никаких проблем.

Скоро я стал ощущать чье-то невидимое присутствие. Кто-то постоянно находился рядом, двигался так же легко и уверенно, как я. Скорее всего то был мой ангел-хранитель. Хотя я не видел никого, кто своим видом напоминал бы земных созданий, у меня не возникало никаких трудностей в общении с теми существами, что встречал я на своем пути. Если то было животное, я обращался к нему на его языке, если растение — на языке растений, если камень — на языке камня. Этот обретенный языковой дар я связывал с присутствием сопровождавшего меня существа.

Но куда оно ведет меня? И что ждет меня впереди?

Постепенно до меня дошло, что я истекаю кровью, что все мое тело, от головы до пят, — сплошная рана. Тогда-то, охваченный ужасом, я потерял сознание. Придя в себя и открыв глаза, я, к своему удивлению, обнаружил, что сопровождавшее меня существо заботливо омывает мои раны, умащивает тело миром. Я что, умираю? И это милосердный ангел любовно склонился надо мной? Или я уже преступил черту, отделяющую живых от мертвых?

Ища ответ, я поднял глаза на моего Утешителя. Бесконечное сострадание, наполнявшее его взор, утешило меня. Не все ли равно, где я нахожусь? Мир снизошел на меня, и я вновь закрыл глаза. Медленно, но верно в мои члены вливалась новая энергия, только в области сердца оставалась странная пустота. Если бы не это ощущение, я мог бы сказать, что полностью возрожден.

Вновь разомкнув глаза, я увидел, что остался один, но — о чудо! — не чувствовал себя ни одиноким, ни покинутым; инстинктивно я поднес руку к сердцу. К моему ужасу, на месте сердца я обнаружил глубокую дыру. Но из нее не сочилась кровь. «Значит, я умер», — прошептал я. И все же до конца в это не верил.

И вот, когда я находился в этом странном состоянии — между жизнью и смертью, двери моей памяти вдруг распахнулись и в коридоре времени я узрел то, что не дозволено знать человеку, пока он не перейдет в мир духов: я увидел, сколь низким существом был, увидел это в самых разных проявлениях. Я был последним негодяем, не меньше, всю жизнь стараясь позорно и бесславно предохранять от ударов судьбы свое жалкое, маленькое сердце. Я-то считал, что оно разбито, а на самом деле оно было парализовано страхом и от этого сжалось в крошечный комочек. Ясно: все мучительные раны, которые привели меня в столь горестное существование, я получил в бессмысленных попытках уберечь это сморщенное сердечко, не дать ему разбиться. Моему сердцу никто не причинил боли — оно съежилось от бездействия.

Теперь в моей груди не было сердца, милосердный ангел забрал его. Я был исцелен и возрожден и после смерти мог жить так, как никогда не жил на земле. Зачем мне сердце, если я теперь неуязвим?

Перейти на страницу:

Все книги серии Роза распятия

Сексус
Сексус

Генри Миллер – классик американской литературыXX столетия. Автор трилогии – «Тропик Рака» (1931), «Черная весна» (1938), «Тропик Козерога» (1938), – запрещенной в США за безнравственность. Запрет был снят только в 1961 году. Произведения Генри Миллера переведены на многие языки, признаны бестселлерами у широкого читателя и занимают престижное место в литературном мире.«Сексус», «Нексус», «Плексус» – это вторая из «великих и ужасных» трилогий Генри Миллера. Некогда эти книги шокировали. Потрясали основы основ морали и нравственности. Теперь скандал давно завершился. Осталось иное – сила Слова (не важно, нормативного или нет). Сила Литературы с большой буквы. Сила подлинного Чувства – страсти, злобы, бешенства? Сила истинной Мысли – прозрения, размышления? Сила – попросту огромного таланта.

Генри Миллер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века