Читаем Некто Гитлер: Политика преступления полностью

Разумеется, для внимательных наблюдателей и до 1933 года был очевиден еще один талант Гитлера помимо ораторского, а именно его организаторский дар, точнее говоря, его способность создать работоспособный аппарат власти и полностью подчинить его себе. НСДАП поздних двадцатых была целиком и полностью созданием Гитлера; в качестве организации она превосходила любую другую партию Германии, причем, еще до того, как в начале тридцатых повела за собой немалые массы избирателей. Она оставила в тени давно и заслуженно прославленную партийную организацию СДПГ; более чем социал-демократическая партия во времена кайзеровского рейха, нацистская партия времен Веймарской республики была государством в государстве, маленьким бризантным антигосударством. В отличие от становящейся самодовольной, тяжелеющей год от года СДПГ, Гитлер с самого начала придал НСДАП жуткую динамичность. Его партия подчинялась только одной всеопределяющей воле. (Гитлеровская способность с легкостью, шутя и играючи подчинять или устранять конкурентов и оппонентов внутри партии, черта, чреватая зловещим будущим, также была заметна внимательным наблюдателям еще в конце двадцатых годов.) Его партия, вплоть до самых мелких своих подразделений была переполнена жаждой драки, дымящаяся и грохочущая машина предвыборной борьбы – такого в Германии еще не знали. Таким же было другое детище Гитлера двадцатых годов, армия его гражданской войны, SA[39]; все прочие боевые отряды партий того времени – «Стальной шлем» немецких националистов, «Рейхсбаннер» социал-демократов, коммунистический «Рот Фронт» – по сравнению с гитлеровскими бандами были просто жалкими мелкобуржуазными ферейнами. Штурмовики превосходили всех азартом и безрассудством, разумеется, жестокостью и садизмом они тоже всех превосходили. Штурмовиков, и только штурмовиков, по-настоящему боялись.

Разумеется, это был искусно и сознательно нагнетаемый Гитлером страх, нацеленный на то, чтобы террор и нарушение прав, которыми сопровождалось взятие Гитлером власти в 1933 году, вызвали бы как можно меньше возмущения и подавили волю к сопротивлению. Опасались худшего. Штурмовики целый год с кровожадной радостью объявляли о грядущей «ночи длинных ножей». Ее все не было; были отдельные, тайные и умело скрываемые, во всяком случае безнаказанные, убийства врагов, самых ненавистных для нацистов. Гитлер торжественно и публично (под клятвой, которую он дал в качестве свидетеля на судебном процессе) пообещал, что, как только он возьмет власть, покатятся головы – головы «ноябрьских преступников». По таковой причине почти с облегчением было воспринято то, что ветераны революции 1918 года и видные деятели Веймарской республики весной и летом 1933 года были «всего-навсего» отправлены в концлагерь, где, конечно, подвергались издевательствам и избиениям, где, конечно, жизнь их была под угрозой, но откуда почти все они рано или поздно были выпущены. А некоторых даже и не арестовали. Опасались еврейских погромов; вместо этого лишь однажды, 1 апреля 1933 года, прошел бескровный, символический бойкот еврейских магазинов. Короче говоря, все было плохо, но все-таки не так плохо, как предполагали. И те, кто – как позднее выяснилось, с полным на то основанием – предупреждали: «Это только начало», – казалось, просто клевещут, ведь в течение 1933–1934 годов террор медленно пошел на убыль, а в 1935–1937 годах, «хороших нацистских годах», в стране начала устанавливаться в определенном смысле, пусть и омраченная существованием не таких уж многочисленных и многолюдных концлагерей, «нормальная» жизнь. Те, кто говорили: «Все это печальные издержки переходного периода», – казались куда более правыми, чем последовательные критики нацистского режима.

В целом использование и дозирование террора в первые шесть лет правления – сперва нагнетание страха совершенно дикими угрозами, потом жестокие, но явно отстающие от угроз акции террора, после чего постепенный и повсеместный переход к почти нормальному существованию на фоне замалчиваемого, старательно не замечаемого террора – следует признать мастерским социально-психологическим достижением Гитлера. Благодаря применению дозированного террора неприязненно или критически настроенные по отношению к режиму люди – повторимся, в 1933 году их было большинство – получили правильную порцию страха, не загоняющую их в отчаянное сопротивление и, что гораздо важнее, позволяющую с легким сердцем признать достижения режима.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное