Нелепая привычка жить

Малахов не отставал. Напряжение, державшее его в тисках с самого утра, потихоньку начало отступать. Обед, вопреки его опасениям, протекал легко и весело. Не успели они подъесть закуски, как уже было подано горячее.

— Как пахнет! — восхитился Виталий. — Это что же такое?

— Мясо по-французски… Передавайте сюда грязные тарелки, я вам сейчас другие дам.

— Наташа, вы с ума сошли! — вяло протестовала Лана. — Свинина, картошка, сыр, да еще столько масла… Это же смерть фигуре!

— Зато какая клевая смерть, — хихикала Долька. — От обжорства! М-м-м, вкуснятина!

— Это не масло, это майонез, — успокаивала Наташа.

— Тем более! — ахала Лана. — Разве можно такое есть?

— А вы и не ешьте, вы только кусочек попробуйте, — увещевал Коллуэй.

Наташа, не слушая возражений, уже наполняла для нее тарелку. Лана попробовала раз, другой и уже не могла остановиться.

«Я счастлив, — вдруг с удивлением признался себе Виталий. — Я в гостях у друзей, в уютном и приятном доме. Сижу за вкусным столом, а рядом — моя любимая семья. И мне ничего больше в жизни не надо!»

После горячего был еще десерт, потом чай с тортом, к которому уже никто не притронулся, даже Джо. Все в буквальном смысле слова отвалились от стола, кое-как расползлись по диванам и креслам, откинулись на спинки и, тяжело дыша, лениво слушали, как вернувшаяся с очередного перекура Долька рассуждает об оптимистах и пессимистах.

— Нам в институте говорили, что есть такая теория — если человек родится ночью, то он будет пессимистом, а если при солнечном свете — то оптимистом.

— Я родился шестого августа. — Джозеф, как всегда, примерил все на себя.

— А во сколько? Сколько времени было?

— Полдень.

— Ну, так оно и есть! Ты типичный оптимист, дружище, — хохотнул Малахов.

— А я в шесть вечера, — пожала плечами Лана.

— Значит, ты ближе к пессимистам, — поддержал игру Виталий. — Ты же декабрьская, а в декабре в это время уже всегда темно. И Долька у нас получается махровым пессимистом, да?

— Ну да, я в три часа ночи родилась. С тех пор ночь — мое любимое время… Вит, а ты во сколько?

— Понятия не имею, — пожал плечами Малахов. — А теперь и спросить не у кого…

— С нашей коровой та же история, — вздохнула Наташа. — Да моя мамка небось, и пока жива была, таких вещей не помнила. Мало ли у нее забот было…

— Почему ты сказала — корова? — не понял Коллуэй.

— Ну, это такое выражение, значит, у меня или у нас все то же самое, — объяснили ему.

— А-а, — закивал головой американец. — А я подумал, что вы вспоминаете деревню, где родились.

— Мы с Виталькой в разных деревнях родились. — Наташа лениво отщипнула виноградину, съела ее, сплюнула в ладошку косточки. — Ты ведь калужский, да?

Малахов кивнул, слегка польщенный тем, что она это помнит.

— А я с Волоколамской области… — задумчиво продолжала хозяйка. — Сто тринадцать верст от Москвы. Отец мой, Николай Петрович, лесничим был…

— Круто! — восхитилась Долька. — Настоящий лесник? Вы прямо так и жили — в глуши, в сторожке?

— Прямо так и жили, — кивнула Наташа. — В избушке посреди леса.

— Офигеть! — Долька смачно хрустнула грушей.

— Офигеть, — согласилась Наташа. — До ближайшей деревни минут сорок идти через лес. А в школу я в Матренино ходила, это и вовсе часа два… Зато места у нас там дивные! Лес, ручьи, птицы поют, зверь бегает… Красота!

Она потянулась было за новой виноградиной, да раздумала. Облокотилась на стол, подперла рукой щеку, взгляд затуманился.

Джо по-хозяйски обнял ее за плечи:

— Не вешай носом, Наташа!

— Не буду! — улыбнулась она, забыв поправить его ошибку. — Дом просто вспомнила, давно там не была, уж года два, наверное…

— Так давайте съездим! — оживился вдруг Коллуэй. — Все вместе! — Эта идея, похоже, так увлекла его, что он даже с дивана привстал.

— Я с таким набитым пузом не то что до Волоколамска — до Маяковки не доеду! — шутливо простонал Виталий, гладя себя по животу.

— Хорошо, мы поедем завтра! — бодро отвечал американец.

— Джозик, угомонись, — ласково погладила его подруга. Но Коллуэя уже было не унять.

— Я хочу видеть твое родовое поместье! — заявил он. Малахов расхохотался, Наташа и Долька так и покатились со смеху, даже Лана позволила себе хихикнуть.

Лицо Джозефа сделалось совсем красным от обиды.

— Почему все вы смеетесь? — недовольно спросил он.

— Джозик, миленький, ну какое там родовое поместье, — отвечала ему, чуть успокоившись, Наташа. — Поместье - это когда усадьба большая и земли собственные кругом. А у нас так… Избушка на курьих ножках.

— Я хочу посмотреть избушку, — уперся Коллуэй.

— Ну, что ты так горячишься, — улыбнулся Виталий. — Хочешь — значит, съездите как-нибудь.

— Не съездите, а съездим, — упрямо возразил ему партнер. — Я хочу поехать со всеми вами. И не как-нибудь, а завтра.

— А почему бы и нет? — вдруг поддержала его Наташа. — Вон какая погода стоит — совсем уже весна! Шашлыков с собой возьмем, пикник устроим. Там и мангал есть, и все остальное… Можно даже с ночевкой.

— Решено — завтра едем! — радостно заключил Джо.

— Завтра я не могу, — вяло запротестовала Лана.

— Значит, послезавтра, — заявил техасец тоном, не терпящим возражений.