Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Итак, анекдот как исторический жанр всегда входит в поле того или иного авторского взгляда, то есть он далеко не безличностен, и в этом явное отличие, скажем, «Старой записной книжки» П. А. Вяземского от традиционного сборника анекдотов с его анонимностью и разрушением всех контекстуальных связей. Более того, анекдот как исторический жанр является носителем концепции если даже и не реальной личности, то уж во всяком случае, это должна быть определенная концепция нравов общества, хотя все же в большинстве случаев тут имеется автор (например, «Флорентийские анекдоты, или Тайная история дома Медичи» Антуана де Варийаса, 1685 г.).

Вычленение быстро и сжато развернутых исторических сюжетов в цикл, в предельно выразительные, колоритные микроновеллы, которые дают «расцветку» событиям или всей эпохе, было предпринято во французской моралистической литературе XVII и XVIII столетий и завершено затем романтической историографией в первых десятилетиях XIX века. Однако у истоков этой традиции я ставлю совершенно конкретный текст, а именно уже упомянутую выше книгу – «Флорентийские анекдоты». Автор ее непосредственно отталкивался от «Тайной истории» Прокопия Кесарийского (греческий вариант названия – «Анекдота»), которая впервые была издана в Лионе за несколько десятилетий до появления «Флорентийских анекдотов», а именно в 1623 году.

Биографическая мелочь, исторический этюд, деталь быта (по определению Вольтера, анекдот – это «мелкие детали, долгое время остававшиеся в тени»), психологическая характеристика. Именно из этих незначительных и как будто нелитературных форм вырос особый жанр, оказавшийся успешным, продуктивным, стойким, живучим. Причем вырос во многом в процессе противопоставления большим классицистским формам.

Отталкивание от внешне грандиозных, официальных, героико-политических конструкций как раз и поставило в центр внимания и сделало полноценным и очень востребованным жанром живую деталь, историческую подробность, острый, резкий штрих, нелепый случай – все то, что потом кристаллизовалось и художественно оформилось в анекдоте. Точно так же и в XX веке неприятие советского официоза, потребность в дегероизации общественно-политических мифов привели к повышению художественного статуса анекдота, к мощной активизации его творческого потенциала (Абрам Терц, Войнович, Сергей Довлатов).

Анекдот оказался просто позарез необходимым. Понадобилось буквально все: его жанровая специфика, его традиции, его склонность к обнажению реальности, к соскабливанию с нее слоев внешней, формальной этикетности. Анекдот, взятый на вооружение эстетическим подпольем (советским андеграундом), легко и органично, ничуть не изменяя себе, стал обвинительным документом, убедительным свидетельством аномальности советского мира.

Как и в XVII и XVIII веках во Франции, как в России в пушкинскую эпоху, так и во второй половине двадцатого столетия анекдот начал не просто эксплуатироваться как удобная форма, но и стал носителем историософских концепций. Истинно неумирающий жанр! Вернее, постоянно возрождающийся из пепла. Особенно это становится очевидным теперь, и вот почему.

Кажется, в наши дни искусство художественного вымысла переживает тяжелейшее испытание. Во всяком случае, мне самому очень трудно стало читать романы, тратить свое время на знакомство с тем, что явно и преднамеренно придумано. И я не думаю, что так у одного меня. Интеллект современного человека в первую очередь настроен на получение информации – сжатой и короткой. Однако подобное художественное творчество отнюдь не исчезло, просто его движение определяют теперь несколько иные эстетические ориентиры. Проявляется это в том, что анекдот оказался вдруг важнее и романа, и повести. Причем врожденная историософичность анекдота, сочетающаяся с исключительной мобильностью и концентрированностью, сейчас очень к месту. Анекдот продолжает оставаться художественно необычайно эффективным. И он себя еще покажет.

Дракула и анекдоты

Появление анекдота в России (и шире – новеллистической культуры) принято датировать семнадцатым столетием, закрывшим Русь средневековую. Так, член-корреспондент Академии наук С. И. Николаев в своей книге «Литературная культура Петровской эпохи» отметил:

…С точки зрения истории русской литературы бытование такой новеллы в русской культуре вполне уместно. Как раз на рубеж XVII–XVIII вв. приходится формирование новеллистической поэтики: вслед за переводом с польского «Фацеций» появляются и оригинальные новеллы – литература училась смеяться, смеяться безудержно, без оглядки на мораль. Шло художественное освоение быта новеллой. Но процесс был двусторонним… Новелла не только осваивала, но и сама входила в быт и теснила в жанрах устной культуры привычный фольклорный репертуар[21].

А утвердил приурочение появления анекдота и новеллы к семнадцатому столетию академик А. М. Панченко: