Нелетная погода

Яна частенько отлучалась к своим озерам, насыщенным реликтовой, нигде больше не сохранившейся жидкостью, уезжала на двое-трое суток, и никто не беспокоился, помня о кодексе. Как и прежде, она отправилась туда верхом, и вечером на обратном пути столкнулась с тремя лоботрясами из Вауле, деревни Ланта – я кое-что слышал о них от чарианцев, причем сплошь нелестное. В данный исторический период лентяям уже не грозили изгнание из племени или смерть, так что кое-кто тут уже сообразил, что стыд – не дым, глаза не выест. Несколько лет эта троица кое-как перебивалась, благо дичи хватало, а их полузаброшенный участок все же давал иногда скудный урожаишко. У них хватало благоразумия особенно не раздражать односельчан, и те просто-напросто махнули рукой на лодырей, втихомолку дожидаясь, когда их прикончат при очередном военном походе, куда они не смогут не отправиться, или они сами, нахлеставшись дурмана из корней килона, укокошат друг друга на радость землякам.

В тот вечер они опять напились и шатались у брода, скорее всего, прицеливаясь к чьей-то верше. Там, у брода, и встретили Яну. Они держали ее в своей развалюхе до рассвета, к утру окончательно перепились, и ей удалось бежать. Вот и все. Случай с точки зрения местного права гнусный, но отнюдь не беспрецедентный…

Я рванул дверь, и меня оглушил яростный гомон. Никто не обратил на меня внимания, они орали, перебивая друг друга, но бас Чака перекрывал все – он стоял у карты, на которой проведенные световым карандашом красные стрелы зловеще протыкали Вауле…

– Четыре вертолета идут конвертом, – рычал он. – Левый передний поджигает посевы, левый задний обрабатывает хибары стрекки, с обоих правых выбивают скот. Амбары я спалю с первого захода. Чтобы горшка целого не осталось, пусть поживут в пещерах!

– Оружейная заперта, – бесстрастно бросил Малисов. – Мы можем рассчитывать только на личное оружие.

Из кармана его рабочих брюк торчала рифленая рукоятка – как и у остальных.

– Ну, дверь мои роботы в два счета выломают…

Из-за стола поднялся Вундис, и наступила пронзительная, как ультразвук, тишина. Слепо отбрасывая ногами стоявшие на пути стулья, он подошел к Чаку, остановился на расстоянии удара и сказал ему в лицо:

– Жечь посевы? И только? Может быть, заразить оспой одеяла, как встарь? А скальпы, с ними как, снимать или нет, объясни-ка! Ох ты, парнишка из Техаса…

– Я из Миннесоты… – пробормотал Чак.

– Генетическая память, а? – вряд ли Вундис расслышал его уточнение. – Парни из Техаса, в голубых мундирах и великолепных стетсонах, с кольтами и винчестерами, вы стояли, подбоченясь, над трупами… Хорош только мертвый индеец, да? Только я живой индеец, и если ты не перестанешь, я забуду, что нынче двадцать второй век…

– Нет, ты погоди. Ты погоди. – Гурский обошел меня, словно неодушевленный предмет, ухватил Вэша за плечо и развернул лицом к себе. – Ты не туда гнешь, Вэш. Скажи, как насчет меня? У нас с тобой, по-моему, нет счетов времен фронтьера? Ведь правда, нет? Тогда давай конкретизировать без оглядки на земное прошлое. Предположим, что мы – не мы, а жители соседнего селения, которые узнали, что трое подонков надругались над нашей девушкой. Как мы поступим?

– Запалим Вауле с четырех концов, – сказал Малисов, и остальные одобрительно заорали.

– Вот именно. С точки зрения здешних законов мы поступим абсолютно правильно, спалив деревню. Согласно тем же законам, мы даже поступим крайне гуманно – мы ведь не станем в отместку еще убивать, как тут обычно практикуется. Какого же черта ты притягиваешь за уши тень генерала Кастера? Верно, мы земляне. Однако мы живем среди чарианцев, мы вписаны в их мир, в их кодексы и законы, в их глазах мы – точно такое же племя, почему же мы не можем отомстить так, как предписывает здешнее право? Земля нас осудит, но мы не на Земле…

– Ты не думай, я все понимаю, – сказал Вэш. – И все равно я думаю в первую очередь о перебитых бизонах и о резне на Колдкрик. Хорошо, мы отомстим за Яну, но кто отомстит за обесчещенных триста лет назад наших девушек? За великий город Теночтитлан? За Рязань? За Гернику? За всех девушек и за все города? Вам вдруг показалось, что, спалив убогое селение на планете за двадцать парсеков от Земли, мы разом отплатим земным насильникам и подлецам всех времен и народов. Но это неправда… Мы все-таки не чарианцы…

– Хватит! – рявкнул я, прошел к столу и сел. Они хмуро смотрели на меня. – Хватит. Давайте лучше о нас самих. До чего мы докатились? Истерики, игра в софизмы-силлогизмы, повышенная возбудимость, наружу вылезают распри, про которые давно пора забыть. Того и гляди, мы начнем вспоминать, чьи предки чьих обидели тысячу лет назад и начнем палить друг в друга, довершая дело… Что с нами происходит? В нас пробуждаются темные инстинкты? Нет, тут что-то другое… Мы стали хуже? Не думаю. Духовно богаче? Вряд ли. Я понятия не имею, как назвать то, что со всеми нами происходит, но мы уродуем себя, пытаясь совместить в себе Землю и Чару, прошлое и настоящее…