Нелёгкое дело укротить миллионера

Первый год здесь было сложно находиться. Я почти не спала, все мерещилось, что отец встает над кроватью высокой жуткой тенью и душит меня, душит. Залезает сверху и...

Брату несколько раз пришлось ловить меня с кровати, потому что я вертелась во сне и кричала. Даже синяк ему под глазом поставила однажды, так брыкалась и не могла проснуться от кошмара.

Выхожу в зал и рассматриваю потертую краску под ногами. За три года уже и наш ремонт прохудился. Да что там? Разве мы, два нескладных подростка, девятнадцать и восемнадцать лет, могли сделать путево? И денег, что дала бабушка, еле хватило на дешевые обои и плохой клей. Местами в углах все вспучилось, сползло и потемнело от сырости, но пока не горит, а я даже с голыми стенами поживу – только бы брату стало лучше. Упертый осел. Не стану его слушать. Ишь! Собрался слепым остаться, я это не допущу.

На диване в зале, что сейчас перетянут светлым текстилем, спит Славка, а я в комнате, в прошлом родительской. Только ту кровать, на которой отец меня чуть не..., я выбросила на свалку и спалила, стоя на коленях в грязи и беззвучно плача о маме. Брат говорил, чтобы я выжгла все это из сердца, забыла навсегда, а у меня не получалось. Когда я плакала, Слава злился и уходил из дома. После чего я стала прятать эмоции, научилась страдать без слов и звуков, воя в подушку, кусая до шрамов пальцы. Научилась быть сильной, мне так казалось.

Хватит упиваться страданиями, это все равно не поможет, нужно решать проблемы, а не терзаться и жалеть себя.

Потому после больницы я занялась легкой уборкой: убрала дорожки, вымыла полы и перебрала посуду. Ту, что совсем потрескалась, отправила в мусорку. И поняла, что скоро нам со Славой не из чего будет есть, но разве это проблема? Проблема, когда родной брат навсегда останется в темноте, а внешнее, тарелки, шмотки, украшения – ерунда. И без этого можно быть счастливым.

Довольная свежестью квартиры, я хорошо выкупалась, волосы выпрямила утюжком, немного подчеркнула глаза старой тушью. Из помады только блеск нашла, я редко пользуюсь косметикой, разве что гримом на выступлениях. Чтобы губы были поярче, нарочно их искусала, а потом уже покрыла. Получилось очень свежо, я даже улыбнулась себе в отражение, будто вот-вот что-то случится невероятное.

Когда замираю у зеркала, от плеч до поясницы проходит горячая волна дрожи. Я не склонна к предчувствиям или интуиции, я даже не почувствовала в тот страшный день, что наша со Славкой жизнь расколется на две части: прошлое и пустоту. А вот сейчас меня словно облили кислотой и вздернули вверх, подкинули в небо, и я падаю на камни с большой скоростью. Кожа становится горячей, во рту собирается слюна, в глазах щиплет. Наверное, это страх. Если уж суждено сегодня лишиться девственности, то я хотя бы буду знать ради чего.

За час до моего отъезда, приходит новая смс от Геннадия Николаевича:

«Олег заберет тебя возле подъезда. Будь готова».

И я сажусь ждать. Сжимаю и разжимаю руки на  коленях и понимаю, что мои пальцы не эталон красоты, а времени чистить и скрасить нет. Нахожу в тумбочке ножнички, срезаю коротко, хорошенько с мылом натираю и… Ужас, я похожа на бабульку с обрубками. Но что теперь? В салон сходить я не успею, да и денег нет на такую роскошь. Надеюсь, что на мои руки мужчина смотреть не будет.

Когда приходит еще одна смс, я уже еле дышу. Лицо горит, кожа покрывается легкой пленкой пота, а мышцы гудят от желания ходить туда-сюда по комнатам, а еще лучше – сбежать.

Олег ведет молча. Молча открывает мне дверь. Молча показывает, куда нужно пройти. На улице сереет, и, заходя в дверь, я оборачиваюсь назад, чтобы лучи солнца упали на лицо и согрели меня изнутри. Наверное, утром я стану другой. И тепло мне уже не поможет. Но сейчас достаточно жалости.

Срываюсь с места и уверенно захожу внутрь.

Меня встречает невысокий мужчина, с лысиной на темечке. Он в строгом сером костюме, лицо кажется довольно добродушным.

– Агата Миронова? – уточняет он, проводя меня вглубь помещений. Я киваю и незаметно скручиваю ремни на сумочке. Хотя мужчина все равно бросает взгляд на мои пальцы и слабо усмехается.

Мы поднимаемся на лифте, потом еще идем куда-то, пока не попадаем в большой, украшенный богато, зал. Роскошные люстры, сверкающий паркет. В торце одной из стен небольшая сцена и по потолку идут, спрятанные по углам, растяжки света. Перед сценой оставлена площадка, подозреваю, что для танцев.

Весь зал заставлен столами. Белые скатерти, высокие бокалы. Шик, блеск, которого я никогда в жизни не видела.

Здесь все иначе смотрится, не так, как в том доме-притоне. Здесь все… светлее, что ли.

И это потрясает так, что я, раскрыв рот, замираю в центре зала. Дверь с одной стороны распахивается, и внутрь проходят люди. Уточненные. Изысканные. Мне даже стоять рядом с такими страшно, я буду бояться испачкать их.

Но жадно разглядываю, потому что смотреть в кино – это одно, а увидеть своими глазами настоящих олигархов – другое. Будто провалился в сказку.