Нелёгкое дело укротить миллионера

На языке один маты, в душе такой мрак, что я понимаю, лучше не видеть их сейчас, не попадаться на глаза. Убью нафиг и не пожалею.

Но сдавленная боль в пальце заставляет очнуться. Смотрю удивленно на руку в крови и не понимаю, как это произошло. Трезвею от опьянения ревности, но в груди все еще сверлит и болит.

Я должен выбраться отсюда. Должен вернуть свою жизнь и никому больше не позволять в нее вмешиваться. На этот раз я хорошо подготовлюсь.

Возвращаюсь в дом через главный ход. Бросаю взгляд назад и замечаю, что Агата с Егором просто беседуют и стоят на достаточном расстоянии. Плевать. Уже. Все, что я думал за последние дни. Хотел ее приблизить, узнать, расположить к себе. Все это идет к чертям. Сейчас я хочу только задушить. Егора, мразоту с длинными руками, а девку нагнуть, а потом выбросить на улицу.

Иду в кухню, опустив руку. Палец пульсирует, кровь капает на паркет и ковер. Посрать.

Вместо поиска аптечки, иду к бару. Достаю виски и щедро поливаю рану. Сцепив зубы терплю жжение, от чего темнеет в глазах, приходится даже прислониться к мебели, а потом запрокидываю голову и напиваюсь с горла.

Почему я на нее так реагирую? На Агату. Да я ее толком не знаю. Простушка. Серенькая. Ничего особенного. Почему так гудит под ребрами, когда закрываю глаза и вижу, как она позволяет языку Егора пробираться в рот?

Замахиваюсь и разбиваю бутылку о пол. На звук приходит охрана, через минуту прибегает и Агата.

– Руслан, что ты делаешь? – она окидывает взглядом комнату. Оценивает стекла на полу, бледнеет, когда смотрит на мою опущенную руку и бесконечно капающую кровь. Убегает куда-то.

– Да, лучше беги от меня, – процеживаю сквозь зубы и падаю на диван без сил. Запрокидываю голову. Боль оглушает, фокусируется в пальце, а потом стрелой спешит между ребер и сдавливает, сдавливает… – Как я тебя ненавижу.

– Я знаю, – отвечает тихий голос.

Приоткрываю веки и мутно разглядываю ее лицо.

– Молодец. Вот и знай. Шалава продажная.

Ее будто по щеке кто-то бьет, так быстро отворачивается, но не уходит, садится рядом, берет крепко мою руку в свою. Наливает что-то. Оно щиплет и кусается, снова обжигает болью.

– Куда ты влез, Коршун? – она немного наклоняется, дует осторожно, заставляя меня корчиться от разных эмоций и ощущений. Невольно сжимаю руку, но Агата вдруг хлопает меня по плечу. – Расслабься, не дергайся. Кровь нужно остановить.

– Беспокоишься, что папа с тебя шкуру сдерет за мою ущербность?

Она поднимает взгляд и поливает меня горячим золотом.

– Нет.

– Что тогда, Агата? Отвалила бы ты от меня, пока я в силах сдержать себя и…

– И что? Убьешь меня? Ударишь? Что, Руслан? На что ты способен?

– На многое, поверь.

– Ну так, кто тебя держит? – она ловко управляется с раной. Накладывает бинт и не морщится от вида крови. Сама измазалась, когда волосы поправляла, теперь длинный алый росчерк украшает ее щеку.

Я слишком пьян, чтобы остановить себя. Тянусь свободной рукой и заплетаю пальцы в ее волосы. Тяну на себя и шепчу в распахнутые от удивления губы:

– Мыша, почему я тебя так хочу? Но не возьму, не умоляй. Иди к своему Егорке, он вечно за мной подбирает, – и отталкиваю ее. Она, не удержавшись, почти падает на диван боком. Платье задирается, приоткрывая худенькую ногу, и мне хочется заорать матом. Так ее хочу. Всю хочу.

Глава 43. Коршун

– Ты неисправим. Не зря все это на тебя свалилось. – Она уперто сидит и не уходит, будто не верит в мои «грязные» слова. Я уже и сам не верю. По привычке «кусаюсь».

– Еще один философ нашелся, – вскидываю руки и рассматриваю раненый палец. Хорошо перемотала, бантик завязала. – На меня свалилась ты, стерва.

– А на меня ты, козззёл! – она собирается встать, но я придерживаю рукой. И от прикосновения к ее телу, меня пробивает током в двести двадцать вольт.

– Козёл, потому что рогатый? – давлю из себя, держась на грани безумия.

Она порывисто и нервно смеется и отводит мою руку в сторону, как что-то мерзкое.

– Мы не вместе, чтобы я тебе рога наставляла. Уяснишь ты это наконец?

– Не могу, – слетает с языка, прежде чем успеваю подумать. – Держишь ты меня. Вцепилась маленькими ручками в сердце, – бью себя по груди кулаком, чтобы убрать ощущение тяжести, –  и не отпускаешь, а я не понимаю почему. Думал убью вас обоих, когда увидел...

– Приревновал, что ли, Коршун? – еще ярче смеется. Нет, насмехается. Красная полоска крови на щеке из-за улыбки уходит в сторону и преломляется, а я неосознанно, будто в тумане, тянусь и вытираю ее. Чувствую, как Агата подрагивает, как ее кожа нагревается от моих касаний.

– Как безумец приревновал. Ты травишь меня собой. Рядом с тобой – плохо, без тебя – плохо, а когда с ним увидел, словно с ума сошел. Кучу дров наломал, чтобы успокоиться, – показываю на обмотанный палец. – Не помогло, зараза.

Она перестает улыбаться и гулко сглатывает.

– Егор неправильно меня понял. Это недоразумение.