– Нет, ты сам должен. Сесть и почитать. Прочувствовать всю горечь происходящего. Я в это лезть не буду, иначе до тебя никогда не дойдет, кто в этой игре жертва, а кто палач. Все, бай! Я поехал спать, сутки на ногах. Эх, Агата меня на тряпки порвет, если узнает, что я тебе все рассказал, но пусть... Лучше пусть меня ненавидит, чем я ее потеряю. – Врач идет назад, в гостиную, жуёт сыр и бросает через плечо смешливо: – Да, если что, я тебе ничего не говорил. В папке есть адрес и время. Не опаздывай.
Забрав дипломат, Давид, спотыкаясь о мусор, проходит к выходу и в дверях оборачивается.
– Агата не такая, как ты думаешь. Ты ее не знаешь. Она много не договаривает, потому что ей больно об этом говорить, но почему-то я верю, что ты одумаешься, поймешь, что нужно делать дальше. Иначе все зря.
Он уже заносит ногу через порог, а потом снова поворачивается, долго смотрит на меня и раздраженно взмахивает рукой.
– Твою ж мать! Не хотел же лезть. Был бы умнее, оставил бы Агату у себя, приручил бы, но нет же, добродетель, вызвался помочь, – Аверин возвращается, идет на меня буром, толкает на диван. – Сиди уже.
– Зачем ты это делаешь? – спрашиваю, когда Давид достает инструменты, спирт, перекись, бинты, надевает перчатки.
– Хочу, чтобы у Агаты была красивая свадьба с красавчиком-женихом, а пока ты на него не тянешь. Сиди смирно, а то уколю, – угрожает мне шприцом.
Иголка, запах спирта, и через несколько минут я смотрю в зеркало и трогаю пальцами скобы. Хороший он врач, ему можно доверить свою жизнь.
– Почему Агата подписала все это? – киваю на бумаги. Мне откровенно страшно их читать. Такое ощущение, что рядом лежит атомная бомба.
– Брат у нее больной. Нужна была операция срочно.
Вспоминаю, что отец убил мать Агаты, сел в тюрьму за это. Получается, что мышка осталась одна со своей бедой. Никто не мог помочь.
– Ты давно знал?
– Частично, когда вы у меня лежали, остальное позже отрыл по своим связям. Там папаша у нее сволочь…
Замираю у стены, смотрю в потолок и усиленно моргаю, чтобы смахнуть прочь видения, как мерзкая тварь душит мою девочку, как толкает на кровать и пытается навалиться.
В потолке торчат осколки стекла, будто сталактиты. Как я смог до такого докатиться? Поверил всему, что мне подсунули, и не попытался разобраться. Думал о себе, но ни разу не спросил Агату, почему она на это пошла. Или спрашивал, да только она не ответила – сильная, гордая, не такая, как все!
Тащу свое тело к бумагам и замираю на одном из пунктов:
«Незапланированная беременность аннулирует выплаты».
Поднимаю глаза, а Давид слабо кивает.
Обмороки, налитая грудь, кровь носом… Как я мог не понять, что мышка в положении?
– И еще, – врач подходит, перебирает бумаги и вытаскивает большой лист. – Заключение УЗИ. Считать умеешь?
Долго всматриваюсь в даты. Договора и срока беременности, а потом понимаю, что одиннадцать недель – это ДО заключения этой фикции.
– Она не сказала отцу, что не нарушила условия? Почему?
– Гордая. Решила, что ей не нужны ваши грязные деньги. Брату операцию сделали, а больше ей и не нужно было. Скорее всего, Агата поверила, что ты расчетливый подонок, каким и хотел тебя сделать отец. Ведь ты не боролся за нее, не пытался остановить или найти… Вернулся сюда, – он окидывает хоромы презрительным взглядом. – И живешь спокойно дальше. И она пытается жить, только… – Давид хмурится, – предчувствие у меня крайне-гадостное, а это бывает очень редко.
– Но что это меняет для нас? Я не знаю, кому теперь верить.
– Ты хотя бы попытайся сделать так, чтобы она поверила тебе. Сделай это ради того, кого она спасла, когда не решилась на аборт. Я хотел ее остановить, но понял, что бессмысленно. Это нужно было пережить. Осознать. И она сделала правильный выбор.
В трахее словно разрывается лампочка, и тонкое стекло впивается в горло.
– Аборт?
– Представь себе, до чего вы ее с папочкой довели.
– О, Боже…
Давид придерживает мое плечо, слегка надавив, но тут же отпускает. Отходит к дивану, складывает инструменты и баночки в саквояж и ровной походкой идет к выходу.
– Вот теперь точно пока, – не оборачиваясь, бросает и сваливает.
Глава 57. Мышь
Сегодня Давид отправил меня в какой-то крупный перинатальный центр на УЗИ, первый скрининг. Сижу в коридоре одна. На улице жуткая жара, а меня колотит от холода.
Я держусь. Правда. Ради чего-то светлого, что может быть, хотя самочувствие жуткое. Усталость непреодолимая, я еле через весь город сюда добралась, и грудь сильно болит, не прекращает, а я не знаю нормально ли это. Давид отшучивается, а вчера он, как он сказал: «Случайно проезжая мимо магазина», привез мне новое белье. Но, к сожалению, боль поселилась слишком глубоко, новый удобный бюстгальтер не помогал, и я теперь с трудом понимала, тело ноет или душа.
Сам Аверин не смог поехать сегодня – укатил на очередную врачебную семинарию, как он мне пояснил, я не вникала.