Нелюбимые

Алиса отбрасывает Анину руку, и та вновь свисает с края кровати. Я смотрю на белые пальцы и сильно зажмуриваюсь, словно хочу вдавить глаза как можно глубже в себя. Внезапно я вижу летящий прямо на меня большой белый квадрат, стремительно увеличивающийся в размерах. Я резко открываю глаза, и мое тело бросает вперед, будто ­кто-то сзади сильно толкнул. Передо мной множество размытых ярких огней, пассажирское кресло и испуганное лицо человека, повернувшегося ко мне с водительского сиденья. Машина подъезжает к дому, и я прошу таксиста не заезжать за шлагбаум, а остановиться на повороте. Машина останавливается, я резко дергаю ручку двери и выхожу. Когда кошмар отпускает, я закуриваю сигарету и отворачиваюсь от башни, в которую мне страшно возвращаться.

***

Утром Катя сообщает, что хочет поговорить со мной и Игорем. По дороге в редакцию из окна такси я смотрю на реку — по воде проплывает большое судно, сплавляющее мусор. Я пытаюсь вглядеться в три большие темные горки, из которых торчат массивные деревянные бруски, и мне кажется, что между ними выступает руль от детского велосипеда. Я придвигаюсь ближе к стеклу, чтобы рассмотреть детальнее, но водитель такси резко перестраивается и жмет на газ. Машина набирает скорость, и судно исчезает из виду.

Я говорю Кате, что скоро приеду, и та кладет трубку. От Ани приходит сообщение, что она не очень хорошо себя чувствует. Вероятно, простудилась из-за дождя. Я интересуюсь, не нужно ли ей ­что-то купить и передать, но Аня просит не беспокоиться и не волноваться. Я пишу ей, что в любую секунду сделаю все, что она захочет. В ответ Аня присылает три красных сердечка, а затем фотографию, на которой лежит в кровати и мило улыбается.

«Я тебя люблю», — приходит еще одно сообщение, а я смотрю на фотографию в постели и вспоминаю вчерашний кошмар.

В кабинете Игоря слишком сильно пахнет айкосом, а в мусорном ведре я замечаю много выкуренных стиков. Игорь сидит за столом и, не поворачиваясь, протягивает мне руку. Я пожимаю ее, усаживаясь в кресло между ним и Катей, и нахожу глазами трещину на потолке — понимаю, что она стала намного больше, но этого по-прежнему никто не замечает.

— Максим, — начинает Катя. — Мы хотели с Игорем поговорить с тобой наедине.

— Ну, я тут, — замечаю я, и Игорь начинает ехидно посмеиваться.

— Мы тебя очень ценим, ты это знаешь, поэтому решили с тобой пообщаться, так сказать, камерно. Ты очень ценный сотрудник для нашего журнала, и мы считаем тебя одним из тех, с кем нужно говорить о нашем будущем. Чтобы ты всю информацию получал не от… — Катя кивает в сторону редакции, — коллег, а непосредственно от нас.

— Так вы же тоже коллеги, — замечаю я и также киваю в сторону редакции. — Как и остальные.

Внутри меня закипает злость от того, насколько лицемерно Катя играет в искренность. Я вспоминаю разговор с Серегой, который рассказывал, что вчера всех вызывали по одному.

— Понимаю, — говорит Катя, — не так выразилась. В общем, я о том, чтобы ты узнавал все первым от нас. Я про это.

— Я тут, — повторяю я.

— Хорошо. — Катя фальшиво улыбается. — Игорь, кто расскажет — ты или я?

— Давай ты, ­все-таки ты — издатель, — отвечает Игорь и закуривает еще один айкос.

— Вечно мне достается роль человека, который должен сообщать о плохом, — ­почему-то с усмешкой говорит Катя.

— А может, о хорошем лучше? — спрашиваю я.

— О хорошем тоже еще успеем поговорить. Сейчас вот о чем хотела тебе рассказать. В общем, как ты прекрасно знаешь, времена в нашей индустрии наступили трудные, все мы переживаем сейчас сильную турбулентность из-за просевшего рекламного рынка.

— Угу, — киваю я.

— Ты большой молодец, даже в эти трудные времена находишь клиентов и продаешь им мероприятия. Ты профессионал, и таких, как ты, на рынке очень мало. Но есть другая сторона всего этого.

— Какая же? — спрашиваю я.

— Ну, не одними мероприятиями и спецпроектами мы все живем. У нас большой штат сотрудников, которых нужно кормить. У всех журналов образовался большой минус, и мы вынуждены предпринимать некоторые шаги, чтобы спасти большинство наших коллег. В общем, хотим тебе сказать…

— Так, я весь во внимании.

— Нам придется сокращать штат и урезать зарплаты большинству сотрудников в редакции. Но! Тебя мы не трогаем. Твое все остается, как и было. Ты с нами.

— Что значит «с вами»?

— Ну, тебя никто не тронет, — повторяет Катя.

— Так, я понял. А что с остальными?

— Ну смотри, количество номеров мы вынуждены сократить, и, разумеется, нам придется сократить зарплаты. Мы их срежем большинству сотрудников печатной версии журнала на пятьдесят процентов.

— Так они же все разбегутся, — замечаю я. — Какой им смысл работать за три копейки? Вы просто потеряете людей.

— Не потеряем. Мы со всеми договоримся, — продолжает Катя. — Всех сохраним. Просто мы не можем платить всем в полном объеме, когда количество номеров будет вдвое меньше, чем обычно. Кто хочет, будет писать на сайт, мы им об этом сообщим. За это будем накидывать ­что-то к зарплате.

— Уже урезанной, — замечаю я.

— Ну да, — подтверждает Катя.

— Так, я понял. А всем сотрудникам урезается?