Нелюбимые

— Захотела сюрприз сделать. Посмотрела сегодня в интернете ролик, заказала все, и сейчас будем ужинать. Еще вино купила.

— Понятно.

— Хочется как в идеальной семье, знаешь?

— Это как?

— Ну, когда домашний ужин, бокалы, вино.

— Понял. Слушай, я хотел тебе кое-что сказать… — Я глубоко вдыхаю.

Алиса внезапно прикладывает указательный палец к моим губам:

— Тс-с. Пусть припев проиграет.

Она качает головой и приоткрывает губы, молча подпевая песне, а потом идет к духовке. Алиса смотрит внутрь через стекло, а затем открывает ее, выдвигает противень и щипцами раскрывает фольгу, из-под которой начинает валить дым. Она ­что-то недолго разглядывает, потом резко падает на колени и начинает громко плакать, прикрывая руками губы.

— Ты чего? — Я подбегаю и рукой разгоняю дым. — Алис, что случилось?

— Все… — Алиса заикается и плачет еще громче. — Все сгорело!

Я присаживаюсь рядом и прижимаю ее к себе.

— Курица сгорела, — не успокаивается Алиса. — Мне очень хотелось, чтобы у меня получилось…

— Алис, прекрати, — шепчу я ей на ухо.

— У меня ничего не вышло. — Тело Алисы начинает дрожать, а из рук вываливаются кухонные щипцы. — Я не смогла.

— Ну ты чего, это всего лишь курица, слышишь? Сейчас закажем из ресторана.

— Я хотела сама. Для нас. Чтобы было как… — Алиса не может договорить фразу, захлебываясь слезами. Я прижимаю ее к себе сильнее, чтобы она скорее успокоилась.

— Перестань, пожалуйста. Все в порядке. — Дым попадает мне в нос, и я закашливаюсь.

— Я хотела, чтобы было все как в идеальных семьях. Но не получилось ничего. Я не смогла. Все сгорело. Я никчемная.

— Ну ты с ума сошла, Алис? Пойдем на диван.

— Я не хочу на диван. Я хочу за стол.

— Ну пойдем тогда за стол.

— Ничего не получилось, ничего…

— Ну хватит тебе, — шепчу я в ухо, — все хорошо.

— Нет, нет, нет.

***

По лобовому стеклу бьются дворники, разбрасывая падающие с неба потоки воды, но видимость не улучшается. Машину начинает немного вести в сторону, словно под колесами не мокрый асфальт, а заснеженная дорога; водитель нервничает и сжимает руль изо всех сил. Алиса полностью расслаблена на заднем сиденье и смотрит в телефон, в котором одна история быстро сменяется следующей. Я же вглядываюсь в лобовое стекло и держусь за ремень безопасности, который стоит пристегнуть, но не хочется мять рубашку. Когда на стекле размытое зеленое пятно от светофора сменяется оранжевым, а затем красным, машина плавно тормозит. Я поворачиваюсь и пытаюсь разглядеть рекламную вывеску с тянущимися друг к другу руками и свечением между ними. Я протираю окно и вижу наконец очертания этого свечения, но внезапно реклама сменяется, и вместо рук появляется белоснежная улыбка кудрявой модели, которая сообщает, что «вылеты есть всегда». Над головой модели пролетает белый самолет с красной линией на обшивке. Когда светофор вновь загорается зеленым, водитель медленно жмет на газ и спрашивает, не холодно ли нам. Алиса отвечает, что ей жарко в кожаном комбинезоне, но она с этим ничего поделать не может. Затем она кладет руку на подлокотник и немного раздвигает пальцы. Я беру ее ладонь в свою, и Алиса крепко сжимает мою руку.

— Ты приглосы не забыл? — спрашивает она и бросает телефон себе на колени.

— Не забыл, — указываю я на внутренний карман пиджака, из которого торчат два черных конверта.

— А я только сейчас о них подумала, представляешь? Так бы пришлось возвращаться, если бы ты их не взял. А это плохая примета.

— Я бы позвонил Лехе, и не пришлось бы никуда возвращаться. Он бы встретил.

— Он, наверное, в огне сейчас там.

— Если не на улице, то точно. — Я поворачиваюсь к окну, по которому быстро скатываются капли дождя.

— Ты не расстроился? — Алиса расслабляет пальцы, а потом снова сжимает их. — Скажи только честно.

— Ты про что?

— Про ужин.

— Ну прекрати, Алис. Все хорошо.

— Тебе все равно?

— Алис…

— Ну, честно скажи.

— Я честно говорю.

— А если бы у меня получилось приготовить ужин, ты был бы счастлив?

— Алис, — резко разворачиваюсь к ней и смотрю прямо в глаза, — неважно, получилось или не получилось, это ерунда ­какая-то. Ну сгорело и сгорело. Не бери в голову.

— Я просто ощущаю себя иногда ­какой-то…

— Какой?

— …ненужной…

— Ну хватит, Алис. В самом деле.

— Я не знаю, что я вообще могу делать, понимаешь? Я не умею готовить, не умею шить, не умею петь, не умею… Блять, я и как модель уже никому не нужна. Я переживаю, зачем вообще я нужна.

— Ты с ума, что ли, сошла?

— А ты можешь ответить, зачем я тебе? — Глаза у Алисы бегают, и мне становится неловко оттого, что этот разговор слушает водитель.

— Давай не будем, пожалуйста, — тихо говорю я. — Просто прекрати все так воспринимать.

— Макс? — Алис поднимает наши ладони, а затем придвигается вплотную ко мне. — Мне страшно.

— Почему?

— Я не знаю, но мне страшно.

— Ты просто накрутила себя, и все. Ничего не произошло.

— Мне кажется, ­что-то происходит, но я не знаю что.

— Алис, ничего не происходит.

— Ты не чувствуешь?

— Что?

— Меня.

— Алис…

— Давай вернемся домой?

— В смысле?

— Просто вернемся домой.