Нелюбовный роман (СИ)

– Допускаю, что не вполне.

– Сказал бы, что наигранная скромность тебе не идёт. Ты всё прекрасно понимаешь. Тогда почему не принесла мне первое же письмо, попавшее тебе в руки? Зачем копила их?

– Мне представлялось, что одна такая бумага – это сродни сплетне. Нет смысла беспокоить сплетнями кого-либо, кроме скучающих дам.

– Ты ошибаешься. Даже одного такого сомнения, – он протянул руку, и адъютант поспешил вложить ему в руку листок, – достаточно, чтобы начать расследование. Мне ли объяснять, что такое политические схватки, по каким крупицам иной раз приходится делать выводы. Ладно, допустим. Немрад сказал, что ты сообщила ему о документах, но не отдала их. Почему?

– Я не планировала начинать политическую схватку.

– Но документы собирала.

– Чтоб отдать их вам, супруг мой. – Рудена медленно начинала злиться. А теперь ещё и почувствовала, что не стоит скрывать своё раздражение. Пусть видит то, что есть.

– Ладно. Я не буду спорить. – Он наклонился вперёд, и она снова ощутила аромат его парфюма. Запах кожи почти пропал. – Я не имею к тебе никаких политических вопросов, моя дорогая. И других тоже не имею. Но хочу сообщить, что Сурийна наказана не будет и останется здесь. – Рудена вздрогнула всем телом. – Я не хочу, чтоб ты предпринимала что-либо против неё в связи с этим делом или как-то ещё вмешивалась. Таково моё решение. Ты поняла?

– Да.

– И ты не попытаешься его оспаривать.

– Разумеется, – ответила она, хотя подтверждения и не требовалось – он же не спрашивал, а уведомлял. – Это твоя семья, твоя жена и твой ребёнок.

– Оставим это. С Сурийной я всё решил. И не буду отрицать – мне нравится, что ты так внимательна к Араме и её нуждам. Меня радует ваша дружба. Заботься о ней и дальше, а я позабочусь о Сурийне, и чтоб недоразумений больше не случалось. Хорошо?

– Как скажешь.

– Чудно. Иди, дорогая. Я хочу завтра вечером видеть тебя на семейном обеде.

Рудена склонилась перед мужем в реверансе, который на этот раз никто не прерывал, а потом величаво покинула кабинет, краем сознания следя, чтоб не зацепить шлейфом изящные алебастровые вазы. Она не собиралась давать себе волю, но за порогом нервным жестом велела придворным дамам убраться прочь, а потом и на Валаду посмотрела так, что та сразу всё поняла и отступила. Ещё несколько шагов, и рядом осталась только Лалла.

– Госпожа? – горничная говорила очень тихо, но раз начала, значит, разговаривать уже можно.

– Она выкрутилась. Эта тварь выкрутилась.

– Господи, как?!

– Не знаю. Он не сказал. Но она остаётся. Ты всё понимаешь, да? В следующий раз она добьётся своего.

– Значит ли это, что государь не слишком-то верит в рождение наследника?

– Нет. Он обеспокоен Арамой. Он не поверил, что Сурийна хотела ей зла.

– Но тогда что же можно…

– Ничего, кроме того, что уже делается. Но кое-что я считаю нужным. – Рудена повернулась к Лалле и приблизила своё лицо к её. У неё был тяжёлый взгляд. Этот взгляд был хорошо знаком Лалле, и, хотя она ловила его на себе уже не в первый раз, ей стало страшно и тяжко. – Найди способ это сделать.

– Скажи, что именно.

– Мне нужно, чтоб Сурийна начала принимать опий. Это не так сложно сделать. Допустим, можно добавлять его в её ночную косметику. Обдумай, как это сделать так, чтоб ни одна нить не привела ко мне. Сделаешь?

– Опий?

– Да. Думаю, так будет лучше всего.

– Чтобы она плотно оказалась на крючке, понадобится не меньше месяца.

– Знаю.

– Но тогда… Тогда она успеет сделать всё, что задумала.

– Я никак не могу этого изменить. Государь принял решение, мне остаётся лишь подчиняться. Но раз так сложилось, по крайней мере, не хочу, чтоб она ушла без наказания.

Лалла опустила глаза и напряглась. Задумалась. Она ничем не дала понять, нравится ли ей идея или вызывает отвращение. Деликатность и щепетильность в её положении были недопустимой роскошью, и женщина к этому привыкла. К тому же, личная преданность герцогине давно уже затмила её личные принципы.

– Опийное пристрастие лечится.

– Не всегда. И достаточно добавлять в косметику побольше, чтоб пристрастие скоро перешло в безумие. Придумай, как это сделать. Может быть, мы ещё успеем защитить Араму.

– Я подумаю. Но что, если у государя появится подозрение?

– Он ни о чём не догадается. – Лицо Рудены окаменело. Она смотрела в окно, которое выходило на центральные аллеи и фонтаны, но ничего этого не видела. – Тому достаточно примеров. Он даже не подумал, почему мой отец вдруг скончался так вовремя.

– Может быть, подумал, – прошептала Лалла. – Но ему было на руку и то, что случилось, и его незнание. Вот он и предпочитает дальше не догадываться.