Один из охранников пошёл разведывать ситуацию и быстро вернулся, сообщил, что из дома можно выйти через задних вход, две промежуточные двери он вскрыл, но надо торопиться, потому что все такие дома – на сигнализации. Конечно, отряд быстрого реагирования поспеет на место не очень быстро, но рано или поздно приедет.
– А может, и хорошо бы, – буркнул второй охранник. – Приедут и отвезут нас на вокзал.
– Если вообще согласятся. И вопрос ещё, чем такой проезд может закончиться – обращать на себя внимание опасно. Если ты помнишь, дама – жена графа.
Севель совершенно окаменела. Ей как-то и в голову не приходило, что толпа может иметь к ней какие-то претензии. Кто она такая – всего лишь сосуд, в котором зреет графское дитя… Ох, а ведь действительно. Она – не какая-нибудь знатная дама, вошедшая в дом графа и с огромным приданым, и со всей силой могущественного клана за спиной. Она – просто женщина, над которой запросто и без последствий можно покуражиться и её высокородному мужу, и людям, обозлившимся на него. И то, что муж над Севель не куражился, совершенно не обещает, что и толпа её тоже пожалеет. Даже, наверное, наоборот.
Она снова испугалась за Ованеса – он, конечно, вообще имеет к графской семье призрачное отношение, но и его могут разорвать, хотя бы потому, что о нём кроме матери никто не восплачет и мстить не станет. Её затрясло, и она приподнялась было, чтоб броситься искать и спасать старшего сына. Но охранник довольно грубо толкнул её в плечо, заставил усесться обратно на ступеньку.
– Рано ещё. Сейчас пойдём.
– Но там Ваня…
– Осторожнее, – вмешался второй охранник. – Ты помнишь, что дама в положении? А если сейчас рожать начнёт? Знаешь, что делать?
– Э-э… Нет. А может? – Мужчина посмотрел на Севель с недоумением, таким наивным и искренним, словно впервые в жизни задумался о том, откуда берутся дети.
– Если будешь так её толкать, может. Аккуратнее – ради самого себя.
– Моё дело – доставить в целости.
– Вот именно. Если там мальчик, и он погибнет, граф с тебя голову снимет… Сидите, мадам. Никуда мы вас не выпустим.
– Но там Ваня!
– Сказал же – сидите.
– Мам, я здесь! – Ованес простучал ботинками по ступенькам. На нём, поверх рубашки, которая ещё совсем недавно была белой, а теперь приобрела странный пестроватый вид, была накинута безрукавка такого убогого вида, что и на половую тряпку бы не сгодилась, только разве что на обтирку колёс машины. Он тащил какую-то скомканную тряпку, которая оказалась старым, полинявшим, потрёпанным халатом и завёрнутой в него рваной футболкой. – Надевай. А это можно на Радку надеть. Давай же, мама!
Севель, едва увидев сына, живого и невредимого, с облегчением выдохнула и притихла. Она послушно начала заворачиваться в халат, слишком большой для неё. Зато эта хламида прикрыла её одежду, слишком хорошую и аккуратную для простой обывательницы. Да и Радовит в рваной футболке поверх собственной, с пледом и узелком в охапке, теперь больше напоминал обычного перепуганного мальчишку с улицы. Охранники уже начали нервничать и торопить всех, так что Севель пришлось заканчивать одеваться уже на ходу. Одновременно она тянула за собой и Славенту, но прежде убедилась, что Ованес присматривает за средним братом. Старший сын шёл сразу за матерью и, стоило ей только оступиться или замешкаться, тут же тянулся к ней, поддерживал. Рука у него была крепкая, уверенная, и одно его прикосновение уже успокаивало Севель лучше, чем десяток слов. Тем более, что кроме сына на неё никто особо и не обращал внимания – охранники были слишком поглощены поиском подходящего пути.
С задворок одного дома они сразу же перебрались во внутренний двор другого, и ещё удача, что перепуганные жители и владельцы лавок, располагавшихся на нижнем этаже, закрылись в помещении и не пытались наскакивать на беглецов, только кричали им из окон, чтоб те убирались. Охранникам удалось найти проход, после чего они завели Севель и детей на внешнюю галерею торгового дома и там заставили сесть на пол. Именно здесь, под защитой глухой балюстрады и колонн, им всем пришлось пережидать, пока по улице прокатилась человеческая волна, пока затихнут локальные драки, пока отработают те два водомёта, которые сумели подтянуть на эту улицу, а потом пока толпа доломает захваченные водомёты.
Пока Севель сидела, скорчившись, на галерее, она ощутила, как внутри что-то сжимается, как сознание начинает плыть, и мутно решила, что ей всё-таки не повезло. Но тут к ней подобрался Ованес, легонько потряс её за плечо и испуганно зашептал:
– Мама, ты в порядке? Тебе плохо?
– Мне бы лечь…
Он зашуршал, развернул и плед, и фуфайку с себя стащил, и даже смог завернуть на ней халат так, чтоб она могла улечься, и не на камень. Под голову он подставил ей свои колени, и первые несколько минут женщина не могла расслабиться, потому что думала только об одном – ему же неудобно и, может быть, даже больно. Но потом она слегка забылась, расслабилась и просто лежала. Когда ветер снёс в сторону галереи водяную пыль от водомётов, она лишь поплотнее прикрыла глаза, наслаждаясь свежестью.