Нелюдь

Эйрик протянул тахионный пучок, чтобы рассмотреть мертвый мусор поближе.

– Щенок! Не используй активные сенсоры!

Эйрик внезапно понял, что металлические огоньки – это Красный флот и что они не могут видеть их корабль, пока поле Нессиса работает в подпороговом режиме и гравитационный столб не выплеснулся за нос и за корму.

Новая порция информации затопила мозг, и Эйрик внезапно понял, что его огневая мощь не уступает «Неумолимому».

«Неумолимый» был способен за один залп выпустить триста двенадцать стандартных ракет класса «Каскад» с термоядерными боеголовками «Хризантема» или гипербоеголовками «Борей». Корабль Эйрика был способен выпустить триста десять «Бореев-М», с дальностью локального скачка в пятьдесят метров и полезной нагрузкой до полутора тонн.

Для дистанции ближнего боя БЧ-2 «Неумолимого» имела двадцать восемь лазерных батарей, способных поражать цели на расстоянии до двухсот тысяч километров. Корабль Эйрика имел двадцать четыре батареи.

Два с половиной километра линейного коллайдера, поделенные на миллион двести тысяч тонн массы покоя, давали «Неумолимому» способность развить ускорение до 6200g и создавали гравитационный столб общей длиной тысяча двести километров; Эйрику же линейный ускоритель длиной в девятьсот метров, поделенный всего на шестьдесят тысяч тонн массы покоя, давал ускорение до 6600g.

Но самые разительные изменения лежали в системе противоракетной борьбы. «Неумолимый» был способен выбросить в космос около шестисот противоракет и/или источников активных помех, сбивавших с толку искусственный интеллект систем наведения. Боезапасы активной защиты были, по сути дела, самым массоемким элементом боевых систем и занимали до семи процентов объема корабля.

У Эйрика противоракетной защиты в привычном смысле слова не было вообще. Вместо нее было поле Нессиса. Генераторы поля не были жестко закреплены вдоль трубы главной энергетической установки, как это происходило во всех известных Эйрику кораблях. Они плавали в сверхпроводящей жидкости, как лейкоциты плавают в крови, и в случае соответствующих вводных формировали новое ложе ускорителя.

Гравитационный столб, или, в данном случае, гравитационный импульс, вырвавшийся прямо из обшивки, уничтожал вражескую ракету на расстоянии в пятьсот километров; а сам корабль, сохраняя внутренний гравитационный баланс, менял при этом траекторию так, будто законы инерции для него были недействительны, обеспечивая себе дополнительную неуязвимость от прицельных систем противника.

И в этом была самая главная особенность линейного ускорителя корабля. Этот ускоритель был не ускоритель. Этот ускоритель был – как орган тела, тела, мозгом которого был сам Эйрик. Казалось, каждый квант в коллайдере повинуется пилоту так, как хорошему бойцу повинуются его мускулы.

Этот корабль был в десять раз легче дредноута «Неумолимый» не потому, что он был слабее, а просто потому, что вместо шести тысяч человек, необходимых для полноценного обслуживания орбитального крейсера, этот корабль нуждался, по сути, в одном-единственном капитане.

Эйрик плыл сквозь мир из пустоты и энергии, и мелкое поле, едва выходящее на двадцать метров за узкое веретено носа, мешало Красному флоту засечь корабль, хотя ускорение Эйрика составляло уже около 50g.

Эйрик не понимал, как он летит, как в шесть лет он не понимал, как ходит.

– Хочешь прыгнуть? Опора прыжка – Чаша, бета, семь, семь, три.

Эйрик прыгнул.

Он больше не был кораблем.

Он был вселенной.

Сквозь жилы его струились миры. Его глаза видели край Галактики, и пальцы его могли перебирать звезды, как хозяйка перебирает крупу.

И первой его мыслью после того, как схлынул экстаз прыжка и он был вновь одним целым с шестьюдесятью тысячами тонн скорости и смерти, было – господь спаси всех нас, если пилотом этого корабля будет барр.

* * *

Обратный прыжок был через три минуты и вечность. В небе снова повисли созвездия Рамануссена, и маленькие скорлупки Красного флота были как блохи в теплой черной шерсти Вселенной.

Он не двигался сквозь пространство: пространство несло его само, как теченье реки неопытного пловца. Он был и рекой и пловцом одновременно.

Он потихоньку учился управлять своим телом и вплыл в эллинг почти без помарок, точно оценивая расстояние до нелепых железных конструкций, изогнутых под прямыми углами и так не похожих на плавные изгибы живого.

– И да, извини, Эйрик. Ты обмочился. Со щенками это бывает.

Мир умер и снова воскрес.

Эйрик снова сидел в кресле пилота; адски болела голова, и он чувствовал себя как медуза, вынутая из воды. Чьи-то руки сорвали с висков серебристый обруч. В предплечье вонзилась игла шприца.

– Двойную дозу, Нин, двойную дозу.

Тот мир, в котором он только что плыл, медленно гас в тактическом кубе. С соседнего кресла вставал принц Севир. В пилотском комбинезоне он был похож на приспущенный футбольный мячик.

– Что скажешь, Эйрик?