Нелюдь

Техника Ли требовала полного контроля над телом через биохимические добавки, и полного контроля над нервной системой; но больше всего она требовала цели. Весь комплекс приемов, позволявших избежать допроса, был построен на непереклонной воле спецагента.

Целью Чеслава Трастамары, с тех пор, как он себя помнил, и даже еще до тех пор, было – служить империи. Это значило, в том числе, служить ее чиновникам, – таким, как Эрад Тарета и Шан Шаннери.

Чеслав Трастамара не хотел служить Шану Шаннери, который готов был нанять пиратский корабль, лишь бы проучить своих конкурентов. К тому же Чеслав был вовсе не уверен, что Шан Шаннери ищет Эйрика ван Эрлика именно для этого. Скорее всего, губернатор Шаннери хотел поймать ван Эрлика, а потом посмотреть, что выгодней: получить за Кровавого Пса ван Эрлика три на десять в восьмой эргталеров или нанять его для блокады Ярмарки.

Словом, у потомственного генерала и курсанта высшей школы Службы Опеки Чеслава Трастамары не было цели, ради которой стоило молчать. У него была причина молчать, заключавшаяся в том, что он не мог назвать губернатору Ярмарки свое настоящее имя и не мог признаться, что Эйрик ван Эрлик был бы рад приплатить палачам губернатора, так счастливо избавившим его от надзирателя и спецагента.

«Защитник империи действует, исходя из цели, вор и бандит действует, исходя из причины». Так начинался спецкурс старого Ли.

Губернатор остановился перед Чеславом, ткнул в него и спросил:

– Ты сын ван Эрлика или его любовник?

Чеслав молчал.

– Сколько ван Эрлик заплатит за твое освобождение? Где он?

Молчание.

Губернатор пожал плечами, он подошел к столику справа от Чеслава и нажал на клавишу. Столик с тихим звоном разъехался: на поверхность выскочила красная капсула.

– Знаешь, что это? – спросил губернатор.

– Лейстомерия, – сказал Чеслав.

– Нет. Это ее дальний родственник. Знаешь, почему люди могут прививать себе «креветочек»? У лейстомерии период деления – месяц. Но даже в здоровом человеке «креветка» погибает за две-две с половиной недели. А эта штучка размножается через два часа. Ты превратишься в решето на третьи сутки.

Чеслав глядел совершенно равнодушно.

– Но у этого милого родственника есть и другие, куда более полезные черты. Она тоже вырабатывает аритромин – точнее, гамма-аритромин. Вещество очень похожее, но обладающее одним побочным свойством. Оно снижает порог возбудимости нейронов. Это лучшая в мире сыворотка правды, которую, как я уже сказал, не используют только по одной печальной причине: запустить в человека лейстостомию – значит не иметь возможности взять с него вторичных показаний. Где ван Эрлик?

Чеслав закрыл глаза.

Он очень хорошо представлял свое тело, на койке, под сверкающими лампами, в крошечной комнате, набитой злой и умной аппаратурой для вытягивания из человека мысли и жизни. Он знал эту аппаратуру. Он сам умел ее применять.

За стенами были еще стены и еще. Потом был воздух и рыжее плато, обрезанное ножом пропастей. Глубоко в костях гор цвели шестигранные кремнийорганические снежинки; высоко над плато летели пузырьки спор. Над спорами было небо, сначала синее, потом черное. Тело его лежало на дне гравитационнного колодца, одного из миллионов бесчисленных гравитационных колодцев вселенной.

Оно было маленьким белым огоньком, пульсирующим в коре головного мозга. У белого огонька были ненужные придатки в виде рук, ног и сердца. Они были как споры. Они отлетали вверх гелиевыми пузырьками. Сначала одна. Потом вторая.

– Он остановил сердце! – услышал Чеслав чей-то взбешенный крик.

Споры отделялись от высохшего ложа цветка. «Цель – это боеголовка, которая поражает любого врага». Ли Мехмет Трастамара.

Игла кардиоводителя вонзилась в грудь.

«Тело – ничто. Воля – все».

Звезды гасли одна за другой. Чужое шестнадцатилетнее тело лежало на койке, и Чеслав Трастамара глядел на него из вечности.

– Мы не можем его запустить!!!

Стальной пол вздрогнул. Мир мигнул и заорал сиреной. Ошарашенный медбрат отлетел от койки, и выскочившая из груди Чеслава игла закачалась, как маятник, с набухающей на ней синеватой каплей.

На центральный дисплей вместо кардиограммы выскочила чья-то потрясенная рожа в нарезном, под шлем, воротничке.

Чеслав Трастамара открыл глаза.

Денес, сидевший в углу, презрительно обернулся к губернатору.

– Ты спрашивал, как найти Эйрика? – сказал мальчик. – Поищи у себя в спальне.

* * *

Эйрик ван Эрлик открыл глаза. Вокруг была полная тьма, и в этой тьме тихо шуршали магнитные ленты, и далеко внизу, у неподвижного купола гравигенератора по венам системы охлаждения бежал сверхпроводящий гелий.

Лицо немилосердно жгло – то ли от инъекций, то ли от плазмы. Эйрик осторожно пошевелил правой рукой и обнаружил, что он по-прежнему сжимает оружие. Он висел головой вниз в черной пустоте, и было непонятно, за что он зацепился. Болело везде, но он был жив.

Эйрик не знал, что в приемной есть огнемет. На плане его не было. Наверное, огнемет установили совсем недавно.