Нелюди Великой Реки

       Ладно, келью мне отвели, надо укладываться. Проявится Виталя, не проявится сегодня?

       ***

       За ломберным столом, покрытым зеленым сукном, сидели четверо. Я особо не удивился, сообразив, что один из них Виталя Стрекалов, а остальные - его двойники. Каждый был одет в смокинг, на шее каждого висела золотая медалька на красной ленточке - тот самый "Бэрах".

       - Мы тут в вист сели, - Виталя призывно махнул мне рукой, и я подошел - любопытно стало.

       - Последний роббер играем, - уточнил Виталя, - зацени, какие ставки!

       Я взял лежащие посередине стола "векселя", или лучше назвать их "долговыми расписками", то есть листки бумаги. "Нога", - было написано на одном. Я быстро перетасовал все и убедился, что на клочках листков из Виталиного блокнота, прямо поверх цифр, которые мне так и не удалось расшифровать, были написаны: "рука правая", "левая рука", "почка", "левое легкое", "ребро 1-6"... Где-то и латинские названия попадались...

       - Вот, Корнеев, решили пятого сваять - теперь сбрасываемся... - пояснил Виталя таким тоном, будто они с приятелями "сбрасывались" на бутылку гномьей водки. Ничего себе, заявление! - Будет такой надменный потомок известной подлостью прославленных отцов...

       - Зачем вам пятый, извращенцы? Вчетвером скучно стало?

       - Аты-баты, шли солдаты, выжил только каждый пятый!- фальшиво запел Виталя, обнажая клыки, - может, тебя пятый прищучит? Нас пока четверо всего, но будет больше, много больше...

       Тут Виталя сделал многозначительную паузу, подняв к небу поредевшие брови. И сам он какой-то выцветший. Выдыхается, как спринтер на длинной дистанции. А двойники его, наоборот, живее всех живых - румянец во всю щеку, глазки блестят... Прав был в чем-то малый, который "отец Тихон". Очень трудно удержать в голове то, что намертво зазубрил, заучил в состоянии бодрствования. Да и чего учить-то? одно движение, простенькое, привычное, многократно повторяемое изо дня в день... Но абсолютно недостижимое здесь, в мире снов. Сознание плыло, я балансировал на грани полной обездвиженности, но, хоть и с трудом, мне удалось поднять руку, в которой неожиданно для меня оказался нож. Двумя резкими перекрещивающимися движениями я "пописал" пространство перед собой, как на тренировке. Крест Животворящий, как объяснял Тихон.

       Виталя и его карточные партнеры оказались разрезаны - каждый как минимум на три части, как будто в моей руке был волшебный огненный меч невероятной длинны. Изменилась и обстановка - пространство, казалось, начало сворачиваться в трубочку, и при этом издавать такой запах горелого, что я во сне закашлялся, а на глаза навернулись слезы. Пламенем занялось все: Виталя, стол, карты в руках полыхающих, как факелы, зеркальников, сам воздух, наконец. Листки из блокнота - "ставки" в этой дурацкой игре - метались в дыму каплями огненного дождя. Один из них спланировал прямо мне под ноги, и я прочитал надпись, выведенную латиницей - "Musculus gluteus".

       - Неприличными словами не выражаться! - гаркнул я известную цитату в багровое зарево, окончательно поглотившее Виталю и его развеселую компаху.

       ***

       Мы снова сидели вчетвером: я, Паисий, Тихон и Александр. Последний, впрочем, с момента нашего знакомства не произнес не слова, присутствуя на разговоре в качестве "мебели". Только глазами туда-сюда зыркал, из чего можно было сделать вывод, что разговоры наши он слушал, и слушал внимательно...

       - Понимаешь, - продолжал Тихон затронутую вчера тему, - в нашем мире много одержимых. Судя по всему, гораздо больше, чем в том, что был до Переноса.

       - А я бы и не так сказал,- вмешался Паисий, - в нашем мире кто не одержимый, так в борении находится... И выигрывают это борение единицы...

       - Вы, понятно, выиграли уже... - я специально сделал паузу, дожидаясь продолжения. Ясно, сейчас меня будут наставлять в вере. Отточат на мне свои проповеднические способности. Последователей любого культа хлебом не корми, дай кого еще в свою веру обратить, или с проповедью выступить...

       - Почему "уже"? - с удивлением откликнулся Паисий.

       - Так ведь вы, я полагаю, последователи единственно верного учения? - ядовито усмехнулся я. - И это помогло вам выиграть все битвы этого вашего ... боренья! И у тех, кто к вам присоединится, не жизнь будет, а ...варенье!

       Нехорошо, конечно, за хлеб-соль ядом платить, но если они думают, что меня за грибную похлебку купить можно только потому, что я вежливый и воспитанный полуэльф...

       - Насчет единственно верного учения - тут ты, хочется верить, не ошибся. А насчет того, что мы чем-то от всех остальных разумных отличаемся - вот тут ты пальцем в небо.

       Удивили. Неправильные какие-то монахи. Особенно меня "хочется верить" напрягло. Что он подразумевает?

       - Не по-онял... - протянул я.

       - А чего тут не понять, сказано же тебе - кто не бесноватый, тот, за редким исключением, скоро будет, и мы не это самое исключение.

       - А как же вы живете тогда?

       - Милостью Божией.