Нелюди

Он вытянул руку, предплечье начало удлиняться и через секунду пальцы уже обхватили горлышко, но тут же разжались.

— Сам попробуй.

— Я…

— Что «я»? — настаивал Витёк. — Вчера хурму эту жёлтую с дерева на раз срывал, а сегодня не можешь? Ты теперь такой же как я, Сергей Петрович. Тоже урод. Ты думаешь, что я в цивилизацию не иду, раз наша с тобой учёная карьера закончилась? Зачем в горах торчу? Да потому что уроды мы с тобой теперь! У-ро-ды! Теперь понял, чем эти эсэсовцы на своей базе занимаются? Монстров из людей выращивают.

Огромов неуверенно протянул руку, потряс ею в воздухе, лицо его напряглось, но ничего сверхъестественного не происходило. Он положил ладонь на колено, сделал пару глубоких вдохов, затем попробовал снова. На этот раз кисть поползла вперёд. Сергей смотрел на неё удивлёнными глазами, а рука всё тянулась и тянулась. Удлинившись почти на метр, она, будто убоявшись изумлённого взгляда хозяина, рывком приняла нормальный размер.

— Это… как?.. — Огромов шлёпал губами, отчего лицо его было похоже на вытащенного из воды карпа. — Я вчера думал, мне показалось, — наконец, выпалил он.

— Ничего не показалось, — отрезал Витёк. — И ты тоже под излучение попал, как и я. Так что ты теперь тоже урод.

— Слушай, может, это у нас с тобой какое-то массовое помешательство?

— Не веришь? Всё-таки думаешь, что я дурак.

— Ну… не дурак. Но ведь и трезвенником тебя назвать нельзя. Меня, вот, тоже… накачал. А спьяну мало ли что причудится.

— Бутылку дай, — жёстко сказал Витёк.

Огромов, сам не осознавая своего движения резко вытянул руку, обхватил горлышко и протянул товарищу. Тот, как ни в чём не бывало, вытащил самодельную деревянную пробку, основательно приложился, и с вальяжностью в голосе проговорил:

— Про меня, Сергей Петрович, много нехороших слов сказать можно. Но дураком я никогда не был. А что пью… Вот, послушай.

Он передал тару Огромову, дождался, пока тот выпьет, и не спеша продолжил:

— Жил на свете милый мальчик. Звали его Витя Селезнёв. Умненький, рукастый. Конструкторы собирал, модельки делал, велики чинил. Родители не нарадовались. И всё бы хорошо, если бы не перестройка. Резко из-за неё в семье мальчика деньги кончились. Собирался он в автодорожный поступать, а там вдруг проходной балл вырос до трёх штук баксов. И где их взять? Папа на заводе болванки точит, мама в школе биологию преподаёт. А жрать нечего.

Огромов, не дожидаясь своей очереди сделал глоток из бутылки и чуть заплетающимся языком спросил:

— Это ты про себя что ли?

— Какая разница? Таких Селезнёвых по стране в то время было — на дюжину двенадцать. И всем жрать охота.

— Точно, — поддержал Сергей. — Жрать охота, Витёк. У нас есть что?

— Только хурма, — тот неопределённо махнул рукой влево. — Вон, жри.

Огромов уже уверенно протянул руку на два метра, взял жёлтый, покрытый оранжевыми прожилками, упругий плод и смачно им захрустел.

— Продолжай, — с полным ртом попросил он, для наглядности описывая правой ладонью круги.

— Да что продолжать-то? — без былого энтузиазма протянул Витёк. — История простая, как огурец. Мальчик подрос и влюбился.

— И кто она? — лицо Огромова выражало искреннюю заинтересованность и понимание.

— У, брат! Она была не абы кто. Дочка бизнесмена-кооператора. Папаша такими деньгами ворочал, что страшно становилось. За Леркой, знаешь, какие ухажёры приезжали? И все, как один, на джипах и мерседесах. А тут я. Ну, в смысле, мальчик наш, — поправился он, и замолчал.

С минуту стояла тишина, нарушаемая лишь отдалённым птичьим гомоном, затем Сергей не выдержал.

— И что?

— А сам-то как думаешь?

— Ну ты спросил! Откуда ж я знаю, — Огромов пьяно захихикал. — Это же твоя история.

— Ладно. Дорасскажу. Только ты молчи и не перебивай.

Серёга провёл собранными в щепоть пальцами по сомкнутым губам, и отрицательно помотал головой. Витёк в ответ понимающе кивнул.

— Так вот, — продолжил он. — Любовь, как известно, штука дорогая. Где-то надо было деньги брать. И пошёл наш мальчик на завод. Там хоть и немного, но платили. Облизнулся ему автодорожный, плакало высшее образование. И двинулся он по папиным стопам — втулки точить.

— И что в этом плохого? — задал вопрос Огромов, но, увидев недовольный взгляд товарища, снова замолчал.

— Плохого ничего. Но и на мечту у станка не заработать. Это в отцовское время токарь больше всех получал. Ну, почти. Если не считать горячего цеха. А потом-то всё поменялось. И работяга стал никто, а каждый стремился делать деньги, кто как может. Вот и мальчик наш. Сначала трубки с болтами для автосервиса на заказ точил. А потом встретился ему на жизненном пути змей-искуситель.

— Ну ты, Витёк, сказочник, — не выдержал Сергей. — Заслушаешься.

— Не перебивай, — недовольно поднял руку рассказчик, но послушно продолжил. — Руки-то у парня золотые были. И предложили ему крепкие мальчики для хороших людей ствол изготовить. То есть, заработать очень неплохие бабульки, не отходя от родного станка.

— И что?