Нельсон

«Завтра», конечно, вряд ли. Все же у Вильнёва есть и союзники. Своим капитанам он отдает приказ быть в полной готовности, а 8 октября собирает военный совет. По семь высших офицеров от испанцев и от французов. Вильнёв предлагает выйти в море в плохую погоду. У него есть опыт, именно плохие погодные условия часто помогали французам ускользнуть от англичан.

Их погода не пугает, а испанцев – очень даже. Они начинают возражать, и возникает бурная словесная перепалка. Горячий французский адмирал Магон обвиняет союзников в трусости, не менее горячий испанский капитан Гальяно хватается за шпагу. Адмирал Гравина пытается успокоить своих подчиненных, но разделяет их мнение: «Полагаю, в море выходить нельзя. Барометр падает». Лев, лев проснулся! Вильнёв надменно замечает: «Может, у кого-то честь падает?»

Гравина побледнел, но стерпел. Споры продолжились, однако общее решение в конце концов было принято. Выходим из Кадиса 19 октября. Есть время подобрать дезертиров. Дезертирство, что у французов, что у испанцев, стало серьезной проблемой. Поймают, кого смогут.

Вечером 18-го Гравина и Вильнёв встретились уже один на один. План уже есть, от испанского адмирала требуется лишь подтверждение готовности. Гравина подтверждает. В ночь с 19 на 20 октября корабли союзной эскадры начинают выходить из гавани Кадиса…

Глава четвертая Последний день рождения адмирала

…В Портсмуте, откуда Нельсон отправлялся в поход, шум стоял невероятный. «Виктори» стоял на рейде, а на берегу – огромная толпа. Для того чтобы Нельсон попал на борт, пришлось вызвать солдат, они образовали коридор. Капитан Харди встречал адмирала у правого парадного трапа. Нельсон помахал провожавшим шляпой и, наклонившись к Харди, сказал: «“Ура” мне кричали и раньше. Теперь мне принадлежат и их сердца».

14 сентября 1805 года, одиннадцать часов тридцать минут. Время, когда Нельсон поднял адмиральский флаг, записано в судовом журнале. До места назначения добираться дней десять. Заниматься подготовкой матросов нет смысла, можно только бумагу марать. Что Нельсон и делает. Записи в дневнике, письма.

Самое важное он уже отправил из Лондона. Адмиралу Коллингвуду. Не очень-то приятно сообщать первому, что отныне он будет вторым. Нельсон и Коллингвуд – друзья, но нужно найти правильные слова. «Дорогой Кол, скоро увидимся. Надеюсь, вы согласитесь стать моим заместителем».

«Дорогой Кол» человек хоть и амбициозный, но абсолютно «правильный» и лояльный по отношению к Нельсону. Разумеется, он согласится, да Нельсон в этом и не сомневался.

Записи в дневнике во время путешествия. Ничего особо интересного, все больше про погоду. «Свежий бриз», «сильная западная волна», «легкий бриз»… Письма? В основном ей, конечно. «Дорогая Эмма, умоляю тебя, приободрись! Будем надеяться, что нас ждет еще много-много счастливых лет в окружении детей и внуков. Всемогущий, если Ему будет угодно, устранит препятствия. Мои душа и сердце навсегда с тобой и Горацией».

Кстати, почти сразу после отъезда Нельсона Эмма отправила Горацию к кормилице. Это так, к слову.

А вот и письмо «по делу». Коллингвуду, 25 сентября.

«Отправляю “Эвриал” впереди себя, чтобы сообщить вам о моем приближении и попросить, если вы в виду Кадиса, не устраивать салют и не поднимать флаги – не следует доводить до сведения противника, что к флоту присоединяется еще один корабль.

Я не буду салютовать, даже если вы вдали от берега».

Нарушил традицию – на флоте было принято салютовать новому главнокомандующему. Нельсон решил обойтись без пальбы. Правильно, дела впереди серьезные. Праздник ему еще устроят, повод есть. Мы на нем побываем, а пока окунемся в пучину общих, но важных рассуждений.

Эдвард Кодрингтон, капитан 74-пушечного «Ориона», написал жене о том, как офицеры восприняли известие о прибытии Нельсона: «Мы просто места себе не находили от радости!» Они все, и офицеры, и матросы, действительно радовались как дети. Неужели Коллингвуд был для них столь плох, а Нельсон – так хорош?