Нельзя

Когда ненависть капля по капле уступала место растущему и нешуточному интересу, я испугался. Я боялся за себя, за свою внутреннюю свободу, но больше — боялся за Джо. Она не должна то и дело стряхивать с себя грязь из-за меня. Допустим, то, что после злосчастного случая на парковке возле бара, тот жалкий сопляк и учитель-извращенец скорее всего разочаровались в Джо, меня вполне устраивает. Но как же та девчонка? Ее имени я не запомнил… Может, они неплохо общались с Джоселин раньше? А, возможно, нет, и тогда в школе вполне могут пойти слухи о романе сводных брата и сестры. Но, в общем-то, все к тому шло. Я готовился. Мне просто нужно, чтобы Джо тоже была готова. Чтобы она не испугалась. Но если она не выстоит и попросит меня отдалиться, я сделаю это. Будет трудно, даже невыносимо, да, потому что я привязался к ней, но я ее пойму.

Она удивила меня с самого первого дня нашего знакомства. Поразила наглостью и хамством. Ошеломила неприкрытой дерзостью. Не притворялась, никого из себя не строила, не лукавила. Подкупила максимальной естественностью, которой она не стеснялась. Сначала показалось, что прикатившая в столицу простушка ничего из себя не представляет и, хоть Джо разительно отличалась от своей стервы-матери, я думал, что очень скоро она станет копией Моники. Но я ошибся. Джо — полная противоположность жены моего отца.

Ей всерьез удалось произвести на меня впечатление, поэтому почти сразу пришлось только делать вид, что я ненавижу ее. Черт возьми, ну как же это было сложно! В поведении Джо я прослеживал свой нрав — только пять-десять лет назад. Она напоминала мне меня безрассудного, меня неосторожного и сумасбродного, и оттого еще больше притягивала. Меня пугало то, с какой силой я увлекся ею. Мы. Мы непозволительно страстно увлеклись друг другом.

Я подмял ее под себя, ложась сверху и покрывая поцелуями грудь — две большие молочно-белые округлости и вздернутые вверх аккуратные розовые соски. Твердые, мать его, соски, от которых не было сил оторваться. В особенности, когда Джо так извивалась подо мной, прося о большем. Ей нравилось, когда я кусал ее, когда запечатлевал на нежной коже засосы. Она их, конечно, потом скроет под слоями… тонального крема, ну или как это там называется… А я ужасно хотел, чтобы похотливый учитель танцев заметил красные пятна на ее шее. Ведь засосы на твоей девушке — это как предупреждение для других парней: она занята, не смей даже дрочить на ее фото.

Я почти рехнулся от мысли, что первым вошел в нее, что никто до меня к ней не прикасался и ни один другой мужик даже представить не мог, насколько она хороша и чувствительна, насколько в ней тесно и жарко. Я был глубоко внутри Джо, все время приходилось себя осаждать, чтобы продлить этот кайф. Потому что… Господи, какая же она узкая! Чертовски узкая!.. Это было чем-то нереальным, я бы не смог выразить это словами, сколько бы у меня их в запасе ни было. Каждое движение — сплошное наслаждение. Я едва не кончал, просто наблюдая за тем, как погружался в нее.

Боже…

Джо — неверный выбор. Джо — табу. Но я уже не откажусь от нее, я не смогу. Не тогда, когда узнал ее лучше, когда сошел от нее с ума.

Я очень хотел кончить в эту девушку. Получить от этого не только физическое удовольствие, но и эмоциональное. Это зов природы — оплодотворить самку. Абсолютный животный инстинкт. Но было что-то еще. Я знал, что впаду в настоящую эйфорию лишь от факта, что кончил внутрь этой маленькой обольстительницы. Хочу смотреть на свою сперму, вытекающую из нее, знать и понимать, что это сделал я. Для меня это было символом полной власти над женщиной.

Схватившись до побелевших костяшек за изножье кровати, я совсем съехал с катушек. Все на свете перестало иметь значение, кроме этого самого момента, который мы с Джо переживали. Она подгоняла меня, положив ладонь на поясницу. Ей тоже было мало. Ее ненасытные стоны заволакивали остатки здравого смысла туманом. Вогнал член до предела и стал вбиваться в тугое влажное лоно с демонической одержимостью. Слышать, как Джо кричит, чувствовать, как она сжимает меня, как сокращается вокруг моего члена и… сдерживаться, сдерживаться, сдерживаться! Проклятье!..

Я помог ей рукой дойти до конца: оставалось совсем немного, я всего несколько раз надавил на клитор круговыми движениями, после чего Джо судорожно вцепилась пальцами в простыни и выгнулась дугой. С пухлых губ сорвался громкий сладостный стон. Она кончала бурно, я буквально мог чувствовать, как оргазм пульсировал внутри нее, как от блаженства сводило ее мышцы. И то, что ей сейчас было настолько хорошо, нереально, черт возьми, тешило самолюбие.

Джо выкрикивала мое имя, пока я продолжал ее трахать. Если бы она только знала, как красива, когда кончает… Длинные ноги дрожали, голос ломался. Такая беззащитная и беспомощная. Такая моя. Я не переставал дико в нее входить; она слабо захныкала. Возможно, ей было уже больно, и хоть доставлять боль вместо удовольствия — это последнее, чего я хотел, остановиться все равно было попросту невозможно.