Тогда он обернулся обратно, буквально подлетел, выставив одну ладонь вперед. Будто бы собирался сжать пальцами мою шею. Будто бы ему донельзя страшно хотелось меня убить.
— Мне не нужны твои комментарии! — взревел Алистер.
Я на мгновение зажмурилась, а когда снова открыла глаза, увидела перед собой измученного парня. Казалось, что-то раздирало его изнутри. Казалось, что-то не давало ему покоя, и он вынужден был выплеснуть на кого-нибудь все свое отчаяние, все исступление.
— Перестань на меня орать! — прокричала я, оттолкнув Алистера от себя, поскольку он стоял слишком близко.
Он очень тяжело дышал. Я была уверена, что его сердце бьется, подобно моему, — как барабан. Продолжая молчать, он ослабил узел темно-серого галстука. Что у него, что у меня дыхание восстановилось далеко не сразу, но когда это случилось, Алистер растерянно взлохматил рукой свои волосы. Он отворачивался и поворачивался, свирепо глядя на мое лицо, снова, снова и снова. Он просто не мог найти себе места. Все шагал взад и вперед как заведенный.
— Я бы хотел… — беспокойно начал мужчина, которому принадлежала вся я.
Он темпераментно выругался, даже не сделав попытки замедлить шаг. Взмахнул рукой, но не смог ничего сказать. Вскоре он остановился и, возвысившись надо мной, стал произносить звук за звуком с расстановкой, точно разжевывая каждое слово:
— Я был бы действительно счастлив, не будь тебя и твоей чертовой мамочки в нашей с отцом жизни. В нашей жизни. В моей, — выронил он чуть громче, — выстроенной и распределенной жизни!
Я почувствовала, как в тот же момент мои глаза наполнились слезами. Мне пришлось приложить немало сил, чтобы не позволить им пролиться. Я выдохнула и плотно закрыла веки, тогда как Алистер возобновил тему, которая прямо-таки распарывала мне внутренности.
— Это было ошибкой. — Он объяснился: — То, что произошло той ночью… Это ничего не значит!
— Тогда почему ты кричишь? — отважилась спросить я. — Почему выходишь из себя?
Алистер и вовсе взбесился и вдруг ударил ладонью по крыше машины, чем безумно меня напугал. Я едва дышала, когда он склонился ниже, чтобы прошипеть сквозь зубы:
— А какого хрена ты действуешь мне на нервы?!
Я грубо и дерзко отпихнула его от себя, неистово прокричав:
— Лучше бы и вправду нам не знать друг друга!
Он смотрел на меня пристальным, немигающим взглядом.
— Я правда ненавижу тебя! — А после я отчеканила, жестикулируя рукой с соединенными пальцами: — Ненавижу. Тебя.
Алистер неоднократно кивнул, спрятав ладони в карманах светло-серых брюк. Он вспотел. Мне с самого начала было непонятно, зачем он надел облегающий блейзер поверх рубашки. Зачем в такую жару он так стремился соблюдать дресс-код? Наверняка ему было чрезвычайно важно следование правилам, которые он сам создал для самого себя. И я любила этого педанта. Я всем сердцем любила его. Своими словами он калечил и разбивал меня, но я не могла прекратить зависеть от него. Он воистину был моим наркотиком. Моим кокаином.
— Это хорошо, — закивал головой Алистер.
Он глядел себе под ноги, будто не осмеливаясь вновь взглянуть на меня.
— Это хорошо, — повторил Шеридан. — Очень хорошо.
А потом, подняв голову, он вперил в меня пронизывающий взгляд пепельно-серых глаз. Губы его сложились в горькую усмешку.
— Я
Я не имела представления, что делать и что говорить. Как себя вести? Сесть обратно в машину и ждать, когда сам водитель окажется за рулем и отвезет меня туда, где я должна сейчас быть. И именно так я и поступила, как бы это ни было тяжело, потому что ничего другого мне не оставалось. Мы ехали молча больше пяти минут. Я была бы рада включить радио или чтобы это сделал Алистер, но он бездействовал, просто вел машину. А я не могла пошевелиться. Я чувствовала себя так, словно едва держу в руках остатки своей гордости, и если хоть немного пошевелюсь, все к чертям рассыплется.
— Прости меня, — неожиданно заговорил Алистер, сосредоточенно пялясь на дорогу.
Я непонимающе вытаращилась на него, но как же мне больно было смотреть на него! Пришлось отвернуться. После смерти отца я не думала, что что-то либо кто-то может причинить мне страдания, однако это произошло. Я сжала ладони в кулаки, когда Алистер произнес следующее:
— Прости, я обязан был держать себя в руках, но я дал тебе надежу и… Я очень виноват перед тобой, Джос.
— Замолчи, — только и удалось выдать мне охрипшим от непролитых слез голосом.
— Это случайность, понимаешь? Я повел себя как мужчина, я не мог тогда иначе, но это не значит ровным счетом ничего, ты же понимаешь?
— Заткнись, — пробормотала я.
Господи, мое унизительное состояние росло в размерах. Оно стало огромным, и Алистер всего лишь усугублял положение. Он не помогал. Даже не знаю, почему он считал, что мне станет легче от его дурацких объяснений. Мужчина, которого я любила, оправдывался. Он давал ответы, почему в ту ночь целовал меня, трогал меня… Но я не задавала вопросов. Я не… Я не спрашивала. Я не хотела знать.