Они молча двинулись по больничному коридору, минуя комнаты с одинаковыми дверями. Слышался только шелест их одежды. В конце коридора Себастиан замедлил шаг и завернул за угол. Перед ближайшей дверью на стуле, очевидно, принесенном туда из какой-то приемной, сидел человек в форме. Себастиан узнал в полицейском одного из местных, с кем он встречался в отделении полиции Турсбю. Себастиану помнилось, что его зовут Деннис. Как бы там ни было, он поднялся со стула, как только они приблизились.
– Это мать? – спросил он излишне громко. Себастиан посмотрел на него с недовольством.
– Да. Ей надо обеспечить свободный доступ к этой палате. Кроме того, вышел приказ о том, что она должна находиться здесь анонимно, поэтому в дальнейшем тебе, вероятно, не следует кричать, как только ты ее завидишь. – Деннис пристыженно опустил взгляд и выдавил слабое «извините». Он отошел в сторону и пропустил их к двери.
Они вошли.
В палате имелось четыре кровати для пациентов, но была занята только одна, ближайшая к окну. Девочка, похоже, спала, она лежала, свернувшись калачиком, под оранжевым одеялом, которым ее укрыл Себастиан. Было видно лишь несколько прядей черных волос. Тело Николь отражало тревогу и беззащитность, словно она даже во сне пыталась сделаться максимально маленькой и невидимой. Мария неуверенно направилась к маленькой фигурке под одеялом. Себастиан видел, что ей трудно решить, как ей поступить: одна ее часть хотела лишь подбежать и обнять дочку, но уязвимость спящей девочки удерживала ее. Она обернулась к Себастиану.
– Вы уверены, что она себя хорошо чувствует? – нервно спросила она. – Она обычно никогда так не спит.
Себастиан только кивнул. Что он мог сказать? Ей надо самой обнаруживать эффекты того, что девочке довелось пережить.
Мария подошла к кровати и как можно осторожней присела на корточки перед маленькой фигуркой. Бережно отвела на несколько сантиметров одеяло так, чтобы стало видно лицо Николь. Наклонилась вперед и принялась ласковыми движениями убирать скрывавшие лицо волосы. Подобралась как можно ближе, не разбудив ее.
– Я так боялась, что больше никогда не увижу тебя, моя любимая. Я так боялась, – проговорила она.
Она была уже в нескольких миллиметрах от лба девочки. Ласково провела кончиками пальцев по ее щекам и рту. Она явно наслаждалась прикосновениями к ее коже.
– А ты лежишь здесь. Ты лежишь здесь, – продолжила она, будто каждое повторение делало Николь более живой и более настоящей. Она медленно наклонилась и поцеловала девочку в лоб. Долгим поцелуем. Словно ей вообще не хотелось отрывать губ от дочери. Внезапно тело Марии задрожало, дыхание стало учащенным, и Себастиан услышал мелкие всхлипы, когда напряжение и страх отступили. Правда, что дочь жива, обрела конкретные формы. Эту правду можно было буквально потрогать руками.
Себастиан понимал, что ему следует отойти на несколько шагов и покинуть разыгрывавшуюся перед ним интимную сцену. Не только из уважения – только такой вариант был уместным. После всего, что произошло, Марии требовалось немного побыть наедине с дочерью. Однако он вместо этого прошел несколько шагов вперед. Состоявшаяся перед ним встреча сильно подействовала на него, и он не смог уйти. Ведь он сам надеялся пережить такое. Конечно, речь шла о другом родителе и другой дочери. Но в больничной палате северного Вермланда он все-таки увидел это – воссоединение. Внезапно он почувствовал зависть.
Ему никто не пришел на помощь и не спас Сабину.
Его никто не привел в палату для встречи.
Никто.
Он попытался отогнать горькие мысли. Ему хотелось сохранить это мгновение чистым. Оно слишком красиво, чтобы извлекать из него боль. Он видел перед собой надежду, а ему требовалась в жизни надежда. Горе ему уже слишком хорошо знакомо.
Возле кровати продолжалось свидание. Мария забралась на кровать и легла максимально близко к Николь, осторожно, чтобы не разбудить ее.
Себастиан чувствовал, что ему, наверное, все-таки надо быть таким, как все остальные, и оставить Марию наедине с дочерью. На самом деле ему хотелось остаться, подобно безбилетному пассажиру в путешествии, о котором он сам мог только мечтать. Но если бы он остался в палате, он чувствовал бы себя едва ли не паразитом. Нужно было поступать как положено, поэтому он прокрался к двери. Он уже взялся за ручку, когда Николь проснулась.
Наполовину проснувшись, она несколько раз попыталась извернуться и отодвинуться от Марии, а потом открыла сонные глаза. Секунду она казалась дезориентированной. Отчаянно вырывалась от матери. Искала, как ей сбежать. Себастиан выпустил ручку и вернулся к ним. Он отчетливо видел, какие инстинкты находятся на переднем крае ее подсознания.
Прочь.
Побег.
Беги.
Мария оцепенела и на секунду выпустила дочь, совершенно не готовая к такой сильной реакции.
– Дорогая, это я, – произнесла она и попыталась успокаивающе обхватить извивающееся тело Николь.