Немая Тьма (СИ)

Но Фома лишь покачал головой, улыбнулся матушке и снова вернулся взглядом к ребёнку. Мать не знамо что делать дальше просто разводила руками, наблюдая как дитя сосёт кровь из её сына. А затем, с еще большим удивлением, смотрела как на теле Фомы начали затягиваться раны.

- Видишь, ничего дурного не произошло, - ухмыльнулся Фома и на этот раз мать с ним согласилась. Хотя долго не могла вымолвить ни слова от удивления, даже с места не могла сдвинуться, всё пыталась разобраться в том, что произошло с её сыном.

Наконец, всплеснув руками и криком: ' Да что же я!' - принялась суетиться, накрывая на стол. Потом убежав из избы, вернулась, таща тяжёлую резную подвесную люльку, в которой когда-то спал Фома.

-Что ж вы матушка тяжести такие сами тащите! - подорвался Фома с лавки.

- Да ничего, ничего, сиди сынок, мне не тяжело! - махнула рукой женщина, - Только вот до крючка сама не дотянусь.

- Ну держи тогда внучка, а я повешу, - предложил Фома протягивая младенца.

Мать с опаской и плохо скрытой брезгливостью осторожно взяла ребёнка. Но взяв, словно переминалась и стала ворковать:

- Ах ты маленький, ох ты сладенький, - покачивала она дитя на руках.

- Вот что делать будем! - со всей серьезностью в голосе обратилась она к Фоме, тот даже бросил натягивать верёвку на крюк, внимательно уставившись на мать.

- Завтра все в деревне будут судачить, о том, что Фома вернулся, да ещё и с младенцем не знамо откуда взявшимся. Но то, что ты мне поведал, никому говорить нельзя. Никому! Понял?

Фома кивнул.

- Скажем вот что, - продолжила она, - полюбилась значиться, тебе девка из другой деревни. Из какой - не говори. Как зовут - тоже не говори. Полюбилась она тебе, а ты ей, но вот отец никак не хотел замуж за рыбака её выдавать. Потому вы и сбежали в лес. Там она в родах и умерла. А Ивана-мельника ты в лесу не встречал, и что с ним сталось - не знаешь. А не то, люди добрые, скажут, что это ты его на тот свет отправил.

Фоме нечего было делать, он и согласился.

На дворе запели петухе, первые солнечные лучи заглянули в окошко. Фома, опомнившись, вырвал из рук матушки ребенка и кинулся со всех ног на улицу. Мальчонка выплюнув мякиш, начал кричать и корчиться так, словно его живьём режут. Фома забежал за избу, в сад и осторожно опустил ребенка на землю. Тот сразу же успокоился и стал прорастать корнями в землю, постепенно превращаясь в росточек. Мать догнавшая Фому тоже завороженно наблюдала за этим действом.

- Вот чудеса! - только и смогла она вымолвить.

Фома убежал в сени и вернулся с остроконечной, плетённой из лозы, рыболовной вершой. Ей он накрыл заботливо росточек и повернулся к матери:

- И солнце светит и ветром обдувает, и никто не навредит дитятке, - объяснил Фома матушке.

******

Так и стали жить они, днем на хозяйстве, по очереди. Один спит, один работает. А ночью ребёнка нянчили. Но постепенно с мальчиком начали происходить перемены. И чем больше он подпитывался от отца, тем более они были заметны. Сначала у него стали светлеть глаза и розоветь кожа, затем он перестал корчиться от боли при виде солнечных лучей, но самое главное с каждым днём он всё меньше времени был ростком и всё больше оставался ребёнком. А к зиме, мальчонке и вовсе требовалось всего пару часов в ночи побыть деревцем.

Матушка и Фома, порой вообще забывали что Феденька ( так нарекли его в честь деда) совсем непростой ребенок. Соседи, долгое время сплетничавшие о Фоме и его сыне, наконец поутихли, никто так и не заметил странностей у мальчонки. К тому времени он превратился в щекастого голубоглазого малыша с двумя смешными передними зубами. Учился ходить, говорил первые слова: " Ба-а, Па-па" - Фома вздохнул с облегчением, когда услышал, как сынок лепечет, ведь он так боялся что сын будет немой как мать. Тем более что он так часто сокрушался по этому поводу, мысленно возвращаясь к тому кошмару:

" Если б я только знал, что она делает, если бы она смогла поведать всё! Разве б я тогда противился? Разве ж я убил бы дитя или её? Да и мельник был жив!"

Об Иване-мельнике Фома часто вспоминал, особенно когда ему приходилось, где пересекаться с его роднёй. Он знал, что те горюют и всё ещё с надеждой ждут его возвращения. Пару раз, раздираемый муками совести, он даже чуть не рассказал его дочери Настасье, всю правду, но благо, вовремя сдержался. С тех пор, он старался избегать с ней встреч.

Рыбную ловитву он забросил. Боязно ему было, да и слишком много кошмаров из прошлого висело над рекой Тьма. Но когда Федьке пошёл второй годок, матушка смогла упросить Фому вернуться к этой работе, только с уговором не ловить в ночи. Федя уже подрос, и всё больше стал походить на отца. Кормился он и простой пищей и через корешки. Но приучил его отец, никогда не делать этого прилюдно. Однажды Фома узнал от сына о его питании. Тогда четырех годов от роду, сын поведал:

- Когда животик болит - надо кашу кушать. Когда голова болит - надо с папеньки. А когда от солнышка больно, нужно корешками с земли есть.