Ещё одна девочка и последний - мальчик.
Затуманенным взором, почти в беспамятстве, взглянув на детей, он почувствовал, как уползают тугие жёсткие корни, освобождая его руки и ноги. И засыпая, ощутил, как проникают корни ведьмы ему под кожу. Не дожидаясь завершения исцеления, Фома, обессилев окончательно, уснул.
******
Фома поспал всего пару часов. Уже царило повсюду свежее, ласковое утро. А лес пел задорно, птичьими голосами. Он чувствовал себя отлично. Нигде ничего не болело и наконец он мог шевелить руками и даже попытался встать. Голова слегка кружилась, ныла спина. Он прошёл пару шагов, пошатываясь, казалось, что он совсем позабыл, как ходить.
Взгляд уткнулся в старую лодку, которая лежала неподалёку. Фому передёрнуло от её вида. Будто её здесь никогда не было и только сейчас, она вывались из его самого жуткого кошмара; грубо и настойчиво напоминая Фоме обо всем. Нехотя, он обернулся и увидел берёзу.
"Ну как же, здесь родимая", - мелькнула горькая мысль.
Но детей нигде по близости не было.
" Ну не приснилось же мне!" - оглядываясь, думал он.
Фома взглянул на свою голую грудь, поморщился от вида грязного тела, но не нашел ничего. Ни шрама, ни царапины. Совсем ничего не было.
Взгляд снова упал на берёзу. По-хорошему, парень понимал что ему нужно бежать от этого проклятого места как можно дальше, но что-то его останавливало, не давало покоя. Взгляд наткнулся на бугорок, с краю. Из земли торчали грязные серые пальцы, всё ещё крепко сжимающие топор, обух которого слегка выглядывал из-под земли.
- Что же ты наделала! - горько сказал он вслух.
В носу защипало от слёз. Но он сдержался.
" Утопиться что ли? Всё равно с таким ярмом на душе мне жизнь не мила" - грустно глядел Фома на реку Тьма.
Но делать он этого вправду не собирался. Лишь зашел, окунулся, да смыл грязь. Обломал слишком отросшие ногти на руках, коими сам и оцарапался. Одеться ему было не во что. Все его вещи давным-давно были изорваны на тряпки. Остался лишь матушкин сарафан с оторванным подолом, который теперь был серо бурого цвета. Что поделать, кое-как он натянул его на себя, ткань трещала по швам, а где-то совсем лопнула. Но все же не голый - и уже хорошо.
Фома не спешил уходить, внутреннее чутье подсказывало, что ему уже давно пора бежать, но что-то снова останавливало его.
" Где же младенчики?" - снова мелькнула у него мысль.
А потом подумал о том, что не мешало бы поесть. Нормально поесть. Не ежевики и не малины. Хотелось мяса, рыбы, что угодно, но только не растения.
Подумал, и пошёл искать хватку. Там где он оставлял, её давно уже не было, только одна крестовина торчала из воды. То ли на дне лежит, то ли течением унесло. Сеть отыскалась в зарослях рогоза, вся запутанная-перепутанная. Фома отыскал её случайно, когда искал гнёзда уток, в надежде разжиться хотя бы яйцами. Обрадовавшись находке, он поспешил распутать её, собрать и приступить к любимому делу - рыбалке.
За работой время летит быстро и вот, Фома сидит уже у тлеющего костра а на плоском камне томятся три окунька, сводя с ума парня своим аппетитным запахом.
И вот подкрепившись, он подобрал торбу, шест, крестовину и связав в сети остатки рыбы собрался уходить. Берёза снова привлекла его внимание, он подошёл к ней вплотную и погладив по белому изрубленному стволу, прошептал:
- Прощай, кикимора.
На миг, даже показалось что он услышал как она грустно вздохнула.