Немая Тьма (СИ)

Дева вдруг засуетилась, как - будто, готовясь к чему-то торжественному.

Нарочитым плавным движением она поднесла бутон к ноге Фомы. Тот смотрел завороженно на сеё действо. Смотрел, пока не увидел вылезшие тонкие лапки из бутона, мгновенно вонзившиеся в его плоть. Что-то маленькое, гладкое, зелёное, выскользнуло из бутона и стремительно вгрызаясь в ногу заставило Фому взвыть от боли.

- Уйди окаянная! Зашибу, скотина, - кричал он не своим голосом, - Ей богу, зашибу-у-у! Только дай освободиться!

Маленький комок прорвался под кожу и с усилием пополз, вздымаясь бугром. Шар остановился чуть выше колена и замер. Обезумевшим взглядом Фома наблюдал как она достает ещё один такой бутон из волос и подсаживает ему на живот.

Словно в кошмарном сне он смотрел как эти круглые, с белыми паучьими лапками бутоны, раскрываются и, вонзаясь, рвут его плоть, проникая внутрь. Второй, третий... На четвертом Фома потерялся в бессознательном бреду, улавливая лишь обрывки происходящего.

Он понял, что всё закончилось, только когда почувствовал уже знакомое, разливающееся по всему телу, живительное тепло. Теперь боль отступала, и ему стало воздушно и легко, как будто бы он лежал не на сырой холодной земле, а парил на облачке в небесах. Мучительница исчезла, ночь засерела уступая место новому дню. Как-то плавно, из-за головы, появилась старая кое-где прогнившая лодка-однодревка, и так она медленно накрывала его, будто гробовая крышка.

******

Так Фома провёл несколько дней. От рассвета до заката он был погребён под лодкой, мучаясь от жажды и голода, духоты и прочих неудобств. А от заката до рассвета, берёза обернувшись девой, поила его, кормила плодами что находила в лесу. Выгребала из-под него дерьмо, обтирала мокрыми тряпками, а затем снова накачивала его живительным теплом и прятала под лодкой до следующей ночи. Бугры под его кожей (которых Фома насчитал не меньше шести) стремительно увеличивались в размерах, один, заползший на грудь и единственный из них находящийся у Фомы перед глазами, был размером с крупную репу. Иногда ком подрагивал и шевелился, но боли больше не причинял.

Фома незнамо как себя развлечь, разговаривал сам с собой, пел песни или осыпал бранными проклятиями свою берёзу.

В один из таких дней, когда молодец горланил вовсю развеселую походную песню (что-то о дружбе, дорогах и о предательстве любимой) услышал он испуганный мужицкий голос подле него:

- Кто здесь?

В щель где трухлявая лодка у края осыпалась, он разглядел две ноги.

- Ох, - притих Фома растерявшись.

По ту сторону лодки молчали, неуверенно шаркая лаптями.

- Мил человек, спаси бога ради! Горе со мной приключилось! - опомнившись заорал Фома, - Век добра твоего не забуду и добром отплачу, не обижу!

Недолго думая, мужик откинул однодревку и изумлённо уставился на Фому. Тот в свою очередь жмурился от яркого солнечного света, пытался разглядеть своего спасителя.

- Фома, ты ли это? Мы уже думали, помёр ты! Утоп, ну или зверь какой сожрал. Мать вон твоя, извелась уже вся. А ты вот он, живехонек! - обрадовался мужик.

Фома смог признать в нем Ивана - мельника. Невысокий, жилистый, слегка небрежный, стоял перед ним мельник; за спиной вязанка хворосту, топор на поясе. Видимо мельник уже запасал дрова на зиму.

- Как же тебя так угораздило? - почесав мохнатую бороду спросил мужик.

- Ой, потом, потом поведаю, - заторопил его парень, - руби скорей корни, освободи мне руки!

- А эти наросты... - неуверенно ткнул он пальцем, - не заразно?

- Да нет же, это ведьма, аль кикимора лесная, надо мной измывалась. Да ты не жди, руби скорей!

Мужик взмахнул разок, топором ударив по корням и оглядевшись по сторонам, растерянно почесав затылок сказал:

- А это ведь дуб!

- Да на что мне эти знания! Хоть дуб, хоть вяз! Руби, говорю, скорей, - разозлился Фома.

- А ведь ближайший дуб за три версты от селя, - размышлял мельник, не обращая внимания на парня.

- Да руби же! - взвыл Фома. Мельник словно опомнившись, принялся рубить. Корень был толстым, жестким и плохо поддавался, но всё же потихоньку работа шла.

Но вдруг, берёза стоящая прямо позади мельника покачнулась и хлёстко ударила мужика по спине, сшибая его с ног. Иван ошалело заорал.

- Беги! - одновременно с ним закричал Фома.

Мельник пытался подняться на ноги, но дерево быстро принялось хлестать его ветками. Тот лишь прикрыв голову руками и поджав колени, лежал, взвывая от боли. Каждый удар рвал рубаху, оставляя кровавые потёки на теле несчастного.

- Оставь его, сучье отродье! - кричал Фома неистово вырываясь.

Берёза перестала, словно послушавшись Фому. Иван едва шелохнулся и вдруг, резко вскочив на ноги, яростно накинулся на берёзу с топором. Изо всей силы рубил он её куда приходилось.