С Никой что-то творится. Руки дрожат, перед глазами пелена, воздух еле проходит в лёгкие. Они с Игорем встают. Игорь подходит к ней вальяжной походкой, во взгляде – насмешка и чуть-чуть интереса. У Ники в висках стучит сердце. Бухает так, что ей кажется, будто его слышно другим. Игорь берёт её за плечи, Ника робко вытягивает шею, слегка дотрагивается до Игоревой щеки. Игорь ухмыляется. Сначала он едва касается Ники губами, потом немного отстраняется и вдруг с силой приникает к её рту, раскрывает губы. Колени у Ники подкашиваются. Она еле стоит, цепляется руками за Игоревы плечи, боится, что сейчас осядет ему под ноги. В висках у неё бьют барабаны. В ушах звенят бубны. Жарко. Сладко. Она ловит свои ощущения.
Не отрываясь ни на секунду, на них смотрит Катька. Пунцовые щёки. Руки нервно теребят карты, почти сминая колоду пополам. В покрасневших глазах – обида, горечь, ревность, тоска. Катька меняет позу, чтобы скрыть поток чувств. Впрочем, все поглощены главным зрелищем, и лишь Денис замечает её волнение. Протягивает к Катьке за руку, но тут же отдёргивает.
Игорь грубо обрывает поцелуй, отодвигает Нику, возвращается на своё место. По пути бросает на Катьку равнодушный взгляд. Ника опускается на траву, и до конца вечера не поднимает глаз. В тот вечер пиковый и трефовый тузы не выпадают больше ни ей, ни Катьке.
Одним разом не обошлось. Скоро они впали от «Клуба» в зависимость, подобную наркотической. Сгорая от стыда и томления, следили, как ведущий (тот, кому выпал пиковый туз) раздаёт карты. Ждали, когда случай соединит с тем, кто действительно нравился. У Ники в сердце был Игорь, у Катьки – он же, Лёшка в процессе игры окончательно влюбился в Аньку. Анька нравилась в той или иной степени всем парням, а вот Денис, самый младший, хоть и участвовал в забаве, в силу возраста всерьёз не принимался.
– А, Дениска, – говорили девчонки с облегчением, смешанным с разочарованием от того, что не попался кто-нибудь из старших мальчиков, – иди-ка сюда. Чмок!
Если карты соединяли двух парней, те пожимали друг другу руки. Со временем невинные поцелуи в щёку сменились поцелуями в губы, порой весьма взрослыми, мокрыми и вызывающими другие желания.
Так появился немчиновский «Клуб самоубийц» – дурацкая подростковая игра. Вот только… что если они были не «само»-?
***
«А если б заранее знал, во что оно выльется, всё равно бы поехал?» – этот вопрос он задавал себе без конца. Шёл две тысячи четвёртый год, но, когда именно он решил съездить в Немчиновку, Денис не помнил. Мысль зародилась как-то сама собой, окрепла и сделалась даже навязчивой. Последний раз он провёл там лето в четырнадцать лет, и, хотя теперь ему уже исполнилось тридцать три, Немчиновка все эти годы жила в его душе примерно также, как живут в ней умершие близкие. То есть казалась безвозвратно потерянной Атлантидой детства, куда невозможно вернуться, как невозможно встретиться с дорогими покойниками.
Тем не менее Немчиновка всегда находилась как бы поблизости, ведь Дениса возили на дачу с первого года жизни, а, значит, именно в там он впервые ощутил запах полевых цветов и тинистой прудовой воды, аромат костра, летнюю жару, свежесть грозовых ливней, попробовал муравьиную кислоту на палочке, положенной в муравейник, впервые переплыл настоящий водоём и научился много чему ещё, порой не всегда приличному. И вот теперь, где бы он ни оказывался, стоило слегка подуть летнему ветру, приносящему с собой смешанный аромат теплой земли и трав, как Денис сразу вспоминал о Немчиновке.
В детстве он не отдавал себе отчёта, но недавно вдруг понял, чем посёлок отличался от остального знакомого мира: в Немчиновке всё советское куда-то исчезало. Никто никогда не вспоминал, что был октябрёнком или пионером, никто не пел советских детских песен (их заменял детский фольклор), не читал стихов о Ленине, Октябре и Первом мая. Хотя вообще пели и читали много, но всегда что-то странное или подспудно непристойное типа: «С добрым утром тётя Хая, вам посылка из Шанхая…». Где тот Шанхай, а где Подмосковье? «А в посылке три китайца, ой-ой-ой, три китайца красят яйца, ой-ой-ой…» Слушали Аркадия Северного, Вилли Токарева, Ивана Реброва, Арабески, Чингисхан. Откуда брались записи, Денис не знал, но всё это ему нравилось.
А ещё Немчиновку окутывала детская магия. В потаённых местах жили черти, Пиковая Дама и падкие на конфеты гномики. В зеркалах блуждали как будущие женихи девчонок, так и жуткие опасные существа, способные утащить в зазеркалье. В доме обитал домовой, и Денис с Катькой ставили для него блюдце с молоком. В Немчиновке рассказывали страшные истории про чёрные дома, чёрные гробы, чёрные руки, про девочку, которую убило красное пианино.
Время от времени играли в панночку: одна из девчонок ложилась спиной на землю, складывая руки на груди, как покойница. Остальные, окружив её, замогильными голосами произносили бессвязное заклинание:
Панночка помЭрла
Чёрта вспомянул
Да вознесём её на небеса