- Уже несколько часов. Нам не сказали точного времени вашего прибытия.
Ошеломленный, Ален проследил, как Толливер постучал в дверь.
Появившемуся охраннику адвокат объяснил, что сейчас приведет из приемной отца клиента и вернется сам.
Ален стоял у окна, когда открылась дверь. Он думал, что самым трудным было расставание с Надей, но, увидев отца, понял, что наступил не менее тяжелый момент.
Отец был бледнее, чем Ален его помнил, волосы его истончились, и весь гордый облик как-то поблек.
- Сэр. - Это было его обычное обращение к отцу, к которому его приучила мать еще до поступления в детский сад.
Отец обычно не демонстрировал своих чувств, не сделал этого и сейчас, но взгляд показался Алену мягче обычного. - Ты хорошо выглядишь, Георг.
- Вы тоже, сэр.
- Я понял, что ты собираешься признать себя виновным. - Чисто гарвардское произношение отца вызвало у Алена пронзительную боль - воспоминание о том, как его поддразнивала Надя.
- Да, сэр.
- Ты понимаешь, что у Грэма есть основания полагать, что он может добиться оправдания, если ты передумаешь?
- Я не передумаю.
Старик внимательно присмотрелся к нему, потом достал конверт из внутреннего кармана пиджака.
- Может, это повлияет на тебя. Ален взял конверт, открыл его и извлек листок. Письмо, адресованное его отцу. Нацарапанная внизу подпись заставила учащенно забиться его сердце - доктор Лоуэлл Эмхерст - человек, дававший ему транквилизаторы и убеждавший принимать их. В устах заведующего отделением это звучало как приказ.
Быстро взглянув на отца, он заметил выражение боли в его глазах.
- Письмо пришло вскоре после твоих "похорон", - сказал он. - Лоуэлл знал, что умирает от рака, и перед смертью решил рассказать мне правду.
Ален медленно вдохнул.
- Доктор Эмхерст был отличным врачом и справедливым человеком. Жаль, что он умер.
Он сложил письмо и вложил его обратно в конверт.
- Спасибо, что дали его прочитать, - сказал Ален, протягивая письмо отцу, но тот покачал головой.
- Возьми его и воспользуйся им. Убежден, что ни один присяжный не осудит тебя, если оно будет зачитано в суде.
Инстинкт подсказывал Алену, что отец прав. Первое, что пришло ему в голову, было: Надя... Свобода! Он держал в руках собственную свободу.
Но потом вспомнил свою ложь и связанные с ней стыд и унижение. Со всем этим покончено. Он может снова дышать. Заниматься медициной под собственным именем. Жениться на женщине, которую любит, и баловать маленькую девочку, о которой уже начал думать как о своей дочери.
Судорожно вдохнув, он вспомнил, что не один.
- А вы, отец? Какой приговор вынесли бы вы?
- На основании всего того, что я знаю сейчас, проголосовал бы "невиновен".
Глядя в лицо отца, Ален видел знакомые черты, те же ирландские глаза, но сейчас отметил еще и силу характера, которой не хватало ему самому, и цельность.
Руками, твердыми как во время самой сложной операции, он разорвал письмо на мелкие клочки и бросил их на стол.
В глазах отца промелькнул ужас. - Ты все еще намерен признать свою вину?
- Да.
- Бога ради, Георг, ты хочешь отправиться в тюрьму?
Ален жестко усмехнулся.
- Нет, сэр, не хочу, мне плохо при одной мысли о ней.
- Тогда, почему?
- Есть одна маленькая девочка. Чудный ребенок, дочь моей подруги. Мы как-то говорили с ней о признании ошибок. Она думала, что ее мать могла бы воспользоваться своим влиянием, чтобы избавить ее от неприятностей. - Он пожал плечами. - Тот разговор стал одной из причин моего возвращения и решения ответить за содеянное.
Глаза отца смягчились.
- Ты так и не женился?
- Нет, сэр. На моей совести было достаточно грехов.
А ведь Надя ответила бы "да" на его предложение. И что тогда? Взяла бы имя покойника, даже не зная об этом? Любила бы мужчину, который постоянно обманывает ее?
Ален протянул руку отцу.
- Спасибо, что пришли, сэр. Приятно было встретиться.
Лицо отца вытянулось, руки он не подал, но Ален продолжал твердо глядеть на него.
- Очень сожалею, что подвел вас, сэр. Надеюсь, в один прекрасный день вы простите меня.
- При одном условии, - ответил отец, протягивая наконец ему руку, - что ты тоже простишь меня.
Ален помедлил, прежде чем ответить:
- Договорились.
Это было долгое рукопожатие. Оба мужчины улыбались. На глаза Георга Лейтона-третьего навернулись слезы.
Надя напечатала материал на первой полосе - историю окружного врача Смита. Рассказала о постоянной работе без отдыха и бесконечном поиске новых методов лечения таких пациентов, как Эдда и Морроу, о безмерной доброте, которую Ален умудрялся скрывать, об успехах, достигнутых в неимоверно трудных условиях. Надя даже раскопала, что он анонимно вложил половину своей зарплаты в качестве взносов в фонд "скорой помощи", что Ален лечил многих больных и выезжал по вызовам и вовсе бесплатно.
...Когда Алена ввели в зал суда, стол судьи ломился от писем с почтовым штемпелем Миртла, которые умоляли о снисходительности. Известный во всем штате своей жестокостью судья зачитал некоторые из писем для протокола, упомянул о других.