Немец

Они неслись в потоке машин по шоссе на видавшем виды мерседесе. Через час такси остановилось напротив входа в гостиницу «Кайзерхоф». Ральф уже поджидал приятеля. Обменявшись приветствиями, они обошли отель справа и оказались у небольшой плотины, возведенной на реке, протекающей через город. Неподалеку находился пивной ресторанчик, на здешнем наречии — биргартен. С десяток расслабленных, погруженных в мелкие проблемы провинциальной жизни посетителей представить не могли, как мечтал оказаться на их месте Ральф Мюллер-старший, стоя в карауле на окраине калужской деревни Хизна холодной зимой 1941 года.

Ральф облокотился на поручень моста и, глядя на бурлящий поток, заговорил:

— Когда мы с тобой завтракали в «Кемпински», некий пожилой господин попросил у уборщика ключ от номера, пожаловавшись, что свою карточку забыл на столике. Надеюсь, ты понимаешь, что речь идет о твоем номере? Но уборщик преспокойно запустил этого человека к тебе, даже не подумав, что такой почтенный старик может врать. Думаю, твою записную книжку стащил именно этот незваный гость.

— Незваный гость хуже татарина… An unexpected guest is worse than a tatar. Как ты узнал?

— Какой татарин? Опять русская поговорка? Я поехал в «Кемпински», поговорил с дамой, которая дежурила на… executive floor. Потом мы с ней опросили всех, кто вчера убирал в номерах, и один из служащих сказал, что ты попросил его открыть дверь, потому что забыл карточку. Когда он описал «твою» внешность, мне все стало ясно. Дело для хорошего отеля обычное. В таких местах живут приличные люди. Это притупляет бдительность персонала. Да и при таком потоке внешность постояльцев редко запоминается. Теоретически любой может проникнуть в твою комнату.

— Зачем какому-то старику моя записная книжка? Что за нелепость?

— Не знаю. Но это еще не все. Вчера отец обнаружил, что пропало письмо дяди из России. Мы обыскали весь дом. Я нашел все, что когда-либо в нашем доме терял, даже солдатиков, спрятанных от меня младшей сестрой из вредности тридцать лет назад! Письма нигде нет.

— А вы где его хранили?

— Оно на стене висело…

— Зачем?

— Отец его в рамку поместил и повесил в гостиной в знак памяти о дяде, рядом с фото, которое сделали еще до войны…

По мосту проехала пожилая дама на велосипеде. С противоположного берега, который, словно на сказочной картинке, был усеян опрятными домиками, раздался бой древних часов — то напомнила о себе изящная башня, величественно возвышающаяся над этим маленьким, чуть сонным и очень уютным мирком.

Антон развел руками:

— Кто еще знал про письмо?

— Все, кто выписывает газету «Ландсхутер цай-тунг». Отец кому-то в очередной раз рассказывал в баре историю про дядю. Рядом случайно оказался местный репортер. У отца взяли интервью, да еще и сфотографировали на фоне стены в нашем доме, где письмо висит…

— Замечательно. Таким образом, никаких зацепок и следов у нас нет.

— Совершенно. Единственное, что у нас есть, — половинка уха…

— Что?

— Я расспросил того остолопа из «Кемпински», и он смог мне с грехом пополам описать старика, который рылся у тебя в номере. В общем, старик как старик, только вот левое ухо у него изуродовано.

— Уже кое-что.

— А что нам это даст? Я-то думал, он и в нашем доме побывал. Мы в полицию сразу сообщили. Приехал офицер, осмотрел дом, поговорил с соседями. Так вот, соседи никакого старика не видели. Но Эльза, наша знакомая, что живет неподалеку, заметила, как у дома крутилась женщина. Раньше она эту женщину здесь не видела. Но описать ее, однако, не смогла, потому что, говорит, далеко было, не разглядеть.

— Когда это случилось?

— Вчера, около пяти вечера. Отец гостил у приятеля, а мы с тобой в отеле регистрировались.

— Так, Ральф, давай подумаем, что такого ценного могло содержаться в письме твоего дяди. Во-первых, упоминание о непонятных бумагах…

— Во-вторых, имя. Там есть имя этой его знакомой из Воронежа.

— Кати Зайцевой?

— Да. Катя Зайцева, похоже, единственный человек, который знает, что это за бумаги. Или знала.

— Думаю, не единственный. Есть еще тот, кто, видимо, настолько много знает про эти бумаги, что готов идти на воровство, лишь бы их раздобыть. У меня нехорошее предчувствие.

— Детектив. И мы в нем — действующие лица.

— Детективы лучше смотреть дома, лежа на диване. Может быть все, что произошло, — череда случайностей? Хотя нет. Дед был у меня в номере, книжку стащил. У вас из дома украли письмо в рамке. Бред какой-то. Интересно, что дальше?..

Окружающий пейзаж действовал успокаивающе, как валериановые капли. Широкая река, лениво несущая свои воды… Словно игрушечные, домики на противоположном берегу… Старая крепость на холме… Украшенный цветочными горшками вход в биргартен… Здесь хотелось остаться навсегда.

Антон с досадой вспомнил аэропорт Шереметьево, подумал, что в Москве его никто не ждет, но после, как обычно, живо представил себя в качестве ностальгирующего по родине эмигранта без капитала за душой, рассекающего на велосипеде по здешним улочкам, и патриотические настроения взяли верх.