Немецкая осень

В зависимости от степени вооруженности анархистов и наличия у них законных возможностей применять оружие, противники анархизма часто придерживаются разных точек зрения насчет того, насколько анархизм как идеология опасен. Если с 1936 по 1939 год в Испании анархист считался столь опасным для общества, что в него стреляли с двух сто­рон одновременно: в грудь — немцы и италь­янцы, а в спину — его же «союзники», русские коммунисты, то современный шведский анар­-хист в некоторых радикальных, к примеру марксистских, кругах считается человеком потерянным, романтиком, наивным пэпэшни­ком [62] с глубоко сидящими в нем либеральными комплексами. Более или менее осознанно люди волшебным образом умудряются закрывать глаза на важный факт: анархистская идео­логия, в сочетании с экономической теорией, синдикализмом, во время гражданской вой­-ны в Каталонии привела к возникновению прекрасно работающей системы производства, основанной на экономическом равенстве, к духовному единству, к практическому сотрудничеству без навязывания каких-либо идей, к целесообразному объединению усилий без ущемления личной свободы — то есть анархистам удалось создать целое из того, что считалось противоположностями. Итак, чтобы сразу же покончить с той критикой анархизма, к которой прибегают люди, путающие свое скромное безобидное редакторское кресло с пороховой бочкой и считающие, что в силу, например, переписки с русскими они обла­дают монополией на знания о том, как и чем живет рабочий класс, в этом тексте я буду говорить о том особом виде анархизма, который в латиноамериканских странах называется анархо-синдикализм и который оказался там крайне эффективным инструментом, не только чтобы обрести ранее задушенную свободу, но и чтобы заработать на хлеб.

Когда мы выбираем политическую идеологию, путь, ведущий к состоянию общества, которое хотя бы на несколько процентов соот­ветствовало бы тому, о чем мечтали люди, пока не оказалось, что земные компасы врут, мы всегда безнадежно констатируем, что другие возможности утрачены и банкротство уже наступило. Масштабы этого банкротства для нацистов, фашистов, либералов и заинтересованных в либеральном направлении лиц, как и для авторитарных социалистов всех мастей, ясно показывает не только количество руин, трупов и инвалидов в странах, непосредственно принимавших участие в войне, но и число невротиков, невменяемых и гармонично ущербных людей в таких, казалось бы, легко отделавшихся странах, как Швеция. Показате­лем ненормальности общественной системы является не только вопиющая несправедливость в распределении еды, одежды и возможности получать образование; следует отметить, что к мирским высшим инстанциям, внушаю­щим страх тем, кем они управляют, следует относиться со здоровым недоверием. Такие построенные на страхе системы, как нацизм, сразу выдают себя безудержной физической брутальностью, но при внимательном взгляде обнаруживается, что даже самое демократическое государственное устройство оказывает огромнейшее давление на простых людей — ни детективный триллер, ни встреча с настоя­щим привидением не выдержат конкурен­-ции с государством. Мы все помним мрачные, внушающие ужас заголовки времен Мюнхенского соглашения — сколько неврозов на их совести! — но война на нервах, которую сейчас ведет мировое правительство на встрече ООН в Лондоне против народов всего мира, — не менее изысканный способ. Не будем говорить о такой мелочи, как то, что горстка деле­гатов играет миллиардом человеческих судеб словно мячиком, и никому даже и в голову не приходит, что в этом есть что-то не то — бог с ними! — но бесчеловечен, более того, психо­логически безрассуден, способ, которым объединяются судьбы мира. Психологического насилия, заставляющего избрать одно и то же название для политики столь разных стран, как Англия и Советский Союз, уже вполне достаточно, чтобы заклеймить формы правления обеих этих стран как бесчеловечные. Утвер­ждение государственных интересов важно для всех авторитарных режимов, как демократий, так и диктатур, и со временем оно превратилось в самоцель, из-за чего потерян изначальный смысл политики — утверждать интересы определенных групп людей. Более того, либеральная пропаганда превратила элемент человечности в политике в нечто банальное, прикрывая эгоистические монополистские интересы милыми догматами о гуманности, чуждыми всякого идеализма, но это, разумеет­ся, ни в коей мере не подрывает доверия к чело­веческой способности приспосабливаться — по крайней мере, пропагандисты веры в го­­сударство пытаются убедить нас в этом.