Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

Был, впрочем, момент, когда нам показалось, что экономическая основа маслобойного завода может измениться к лучшему за счет более эффективного использования жмыха. Один петербургский экспортер предложил нам за крупную партию жмыха сумму в два раза больше той, что мы получали, используя жмых в качестве горючего материала. Я тогда не подозревал, что оболочки семян клещевины, из которых состоял жмых, ядовиты, поэтому, не раздумывая, продал жмых предприимчивому экспортеру, не преминув, однако, навести справки о том, что он собирался с ним делать. Нам удалось выяснить, что он отправил жмых в Амстердам. Он использовался там в качестве корма для скота. В ходе своей ближайшей поездки за границу я отправился и в Голландию, чтобы установить непосредственные контакты с тамошними производителями кормов для животных.

В Амстердаме я узнал, что пресловутый жмых, на который я возлагал радужные надежды, отправился в Зандам. Я обрадовался поводу посетить этот прелестный городок, в котором Петр Великий изучал кораблестроение и в порту которого высятся целые пирамиды круглых красных головок сыра, ожидая погрузки на суда. Но, прежде чем отправиться на кормовую фабрику, я, проявив осторожность, решил сначала исподволь узнать, из какого же сырья они производят свою прекрасную продукцию. И тут, к своему ужасу, я услышал, что корм для скота, изготавливаемый на местной фабрике, в результате использования в качестве сырья жмыха оказался совершенно не пригоден для животных и привел к катастрофическим последствиям в молочной промышленности соседнего, богатого скотом района.

Я почувствовал себя чуть ли не соучастником этого злодеяния и поспешил ретироваться, чтобы не видеть укоризненных взглядов пасущихся на зеленых лугах коров.

Третьей коммерческой отраслью нашей компании был ализарин. Ализарин – это пунцовый краситель для кумача. Его в твердом состоянии (100%) привозили из Германии, в Болшеве мололи, растворяли в воде и двадцатипроцентный раствор использовали для крашения. Нашим поставщиком была фирма «Гауэ и К°» в Айторфе (Рейн-Зиг), которая производила превосходный ализарин, но в отношении цен не могла соперничать с тремя крупными немецкими красильными фабриками и в конце концов вообще прекратила производство. Так что нашей ализариновой коммерции не суждено было достичь успеха.

Важной опорой нашей компании были торфяные болота, связанные с фабрикой принадлежавшей компании веткой железной дороги длиной десять километров и шириной колеи один метр. Техническое оборудование, предназначенное для добычи торфа в промышленном масштабе, работало безупречно. Стоимость торфяных брикетов, включая доставку в котельную на территории фабрики, составляла, если не ошибаюсь, всего пять копеек за пуд. Торф (в среднем 3000 единиц теплоты) обходился нам с учетом выделяемых калорий и цены каменного угля или мазута наполовину дешевле, чем эти два горючих материала.

Расположенные у истоков Яузы и окруженные сосновыми лесами торфяные болота были весьма живописны и богаты дичью. Там часто можно было увидеть лосей, целые полчища тетеревов населяли этот девственный лес, не считая всякой болотной дичи.

Не менее интересное зрелище являла собой разноцветная одежда рабочих на торфоразработках, особенно женщин, занятых сушкой добытого машинным способом и брикетированного торфа, которые приезжали на сезонную работу из Рязанской губернии. Это были сплошь крепкие красивые молодые бабы, пышущие здоровьем.

Лес и торфяные болота принадлежали государству, которое на умеренных условиях отдавало их в аренду на пятьдесят лет. Когда я в 1890 году принял на себя руководство компанией, она как раз направила прошение в Москву о расширении арендованного участка. Ответа не последовало. И тогда наш замечательный продавец пряжи, Яков Семенович Лопатин, научил меня одной полезной истине: в России не подмажешь, не поедешь, то есть без взятки в таких случаях не обойтись; в данном случае надо было дать взятку начальнику канцелярии.

Мне с моими неиспорченными немецкими представлениями стало страшно. Как это делается?

Лопатин, у которого тоже не было опыта в таких щекотливых делах, сказал, что, вероятно, придется пожертвовать рублей пятьсот, не меньше; если я желаю, он отнесет деньги домой начальнику канцелярии. Я дал свое согласие.

Миссия Лопатина закончилась полным фиаско: начальник канцелярии, увидев в закрытом конверте пятьсот рублей, возмущенно вернул ему деньги и заявил, что не берет взяток.

Мы не знали, что делать. Я выждал некоторое время и сам отправился к начальнику канцелярии с официальным визитом.