Немецкие шванки и народные книги XVI века

И когда Люпольд, проснувшись, увидал окна и двери распахнутыми, взялся он бранить слуг, отчего те столь неосторожно выходили и учинили беспокойство своим господам. Слуги крепко спали и в испуге проснулись. Каждый сказал, что не делал этого. Люпольд испугался и схватился за кошель, но тот был срезан, а на поясе болтались его обрезки. Он позвал Фортуната и сказал: «Господин, ваша комната раскрыта настежь, и ваши деньги, что еще были у меня, украдены». Слуги услыхали об этом. То же самое приключилось и с ними. Фортунат тотчас схватил куртку, поверх которой носил он счастливый кошель, и увидал, что тот также срезан.

Можно себе представить, в какой ужас он пришел, у него помутилось в голове, и он замертво распростерся ниц. Люпольд и кнехты ужаснулись, и стало им жаль своего господина. Хотя и не ведали они о том великом убытке, который был нанесен ему. И принялись освежать и растирать его, покуда не привели в чувство. Меж тем как пребывали они в страхе и отчаянии, явился их хозяин и, прикинувшись удивленным, спросил, каково им живется.

Они поведали хозяину, что у них украли все их деньги. Хозяин сказал: «Что вы за люди, разве нет у вас в опочивальне крепкого засова, отчего же вы не позаботились о себе?»

Они ответили: «Мы заперли и окна и двери, а утром нашли их распахнутыми». Хозяин сказал: «Вам нужно доглядывать, чтобы вы сами не крали друг у друга. Здесь полно чужого народа, и мне не дано знать, что у всякого на уме». Меж тем как они столь горько сокрушались, хозяин у Фортуната спросил: «А много ли было денег, тех, что у вас украли?» Он ответствовал: «Деньги были невелики». — «Стоит ли тогда из-за них сокрушаться? Вы намеревались выдать вскоре замуж бедную девицу, лучше сберегите эти деньги и живите на них». Фортунат в великом изнеможении ответил ему: «Мне жаль более кошелька, нежели украденных у меня денег. Ибо в нем лежал небольшой вексель, который никому не принесет и пфеннига». Хозяин хотя и был злодеем, но все же, когда он увидел, что Фортунат столь горько сокрушается, его души коснулось милосердие, и он сказал: «Поищем, быть может, кошель найдется, ибо какой кому прок в чужом кошельке». И велел слугам искать. Тут один из слуг полез под кровать, и нашел кошель, и воскликнул: «Здесь валяется пустой кошель». И принес его господину, спросил, тот ли это кошель. Фортунат ответствовал: «Дай я взгляну, тот ли это, что у меня срезали». Кошель был его, но Фортунат страшился, что он потерял свою чудесную силу из-за того, что его отрезали, и не посмел запустить в него руку на глазах у всех, ибо не желал, чтобы кто-нибудь узнал о свойствах кошелька. Он опасался, что лишится из-за него жизни.

Фортунат вновь улегся в постель, ибо было видно, сколь он слаб, а под покрывалом раскрыл кошель, запустил туда руку и нашел, что тот, как и прежде, исполнен своей силы, чему он донельзя обрадовался.

Тем не менее его ужас был столь велик, что он не смог скоро войти в свои краски и в свою силу и пробыл весь день в бездействии. Люпольд, желая его утешить, сказал: «О господин, не сокрушайтесь столь горько, у нас есть еще отменные жеребцы, золотые кольца, серебряные цепочки и прочие драгоценности, и, хотя карманы наши пусты, мы, с Божьей помощью, так или иначе поможем вам возвратиться домой. Я объехал многие королевства, не имея ни гроша за душой». Люпольд думал, что Фортунат владеет дома немалым богатством и когда возвратится в свое отечество, то никакие убытки не будут ему страшны.

Фортунат, пребывая в совершенном изнеможении, заговорил и сказал: «Кто лишается своего добра, тот лишается и рассудка. Мне следовало выбрать мудрость вместо богатства, силы, здоровья, красоты и долголетия, ибо мудрость ни у кого не украсть». И на этом он смолк. Люпольд не понял его речей, ибо не знал, что Фортунат некогда мог выбрать одну из всех тех добродетелей. И не стал более расспрашивать его, возомнив, что тот сам не ведает, что в беспамятстве говорит. И заставили его принять пищу, и пришел он в себя, и обрел свои истинные краски, и вновь исполнился радости.

Однако пред тем, как наступить ночи, он велел слугам купить светильники и не гасить их до рассвета, и каждый взял с собой обнаженный меч, чтобы их более не обокрали, как то уже приключилось.