Немецкие шванки и народные книги XVI века

Когда добрый Единорык нашел свою корову зарезанной, он сразу же понял что к чему и, не ропща на судьбу, освежевал тушу, а шкуру повез на продажу в Аугсбург. И здесь его вновь ожидала удача. Когда он стоял в Берлахе со своим товаром, подошел к нему старый кожевник, или дубильщик, как их еще называют, и спросил, за сколько он эту шкуру продаст. Единорык запросил два гульдена, и сошлись они на двадцати пяти батценах.34 Но дубильщик собирался домой не сразу, у него были еще дела в городе, и он попросил торговца: «Послушай, мужик, а не сходишь ли ты на Миттелех да не спросишь ли там, где дом кожевника, — его тебе всякий покажет. А выглядит он так-то и так-то (и описал ему дом). Вот там-то меня и дожидайся, а я скоро вернусь и сполна с тобой рассчитаюсь». Добрый Единорык отправился туда и быстро нашел дом по описанию. А у старого дубильщика была красивая молодая жена, и, может быть, она была не вполне довольна своей судьбою. Увидев перед собой молодого и здорового мужика и очутившись с ним с глазу на глаз, она поспешила обратиться к нему то ли с просьбой, то ли с предложением, то ли с вопросом, сказав: «Мой дорогой мужичок, а не составит ли тебе труда помочь мне в одном дельце?» Единорык понял, что за дельце имеется в виду, согласился его исполнить и незамедлительно исполнил. А исполнив, сказал хозяйке дома: «Вот что, сударыня, сейчас сюда воротится ваш муж, и я поведаю ему всю правду о том, как легкомысленна его жена и с какой готовностью она спешит спутаться с первым встречным». Красотка перепугалась и попросила: «Ах нет, ни в коем случае не делайте этого! Вы лишите меня доброго имени и ввергнете в великий позор перед всеми моими родственниками. А если вы обещаете молчать, я дам вам сотню гульденов, и к тому же впредь вы сможете приходить ко мне, когда вам заблагорассудится. Возьмите какую-нибудь кожу как предлог — и приходите в любое время. Я буду полностью в вашем распоряжении»; Добрый Единорык взял сто гульденов и дождался хозяина, чтобы получить свои двадцать пять батценов и с него, а после этого пошел домой. А сколько — как вы считаете? — живет на свете горожанок, которые с превеликим удовольствием поступили бы точно так же, как жена кожевника, лишь бы их доброе имя не пострадало и приятное времяпрепровождение осталось бы под покровом тайны?

Воротясь домой, Единорык сказал землякам: «Опять вы, друзья мои, оплошали. Зарезали мою корову — ну и что? Я выручил за ее шкуру сотню гульденов». И показал им деньги. Мужики пришли в полное бешенство, поверили его словам, разошлись по домам, прирезали всех своих коров, освежевали туши, а шкуры порешили везти в Аугсбург на продажу. Пришли кожевники да начали спрашивать, почем товар. Один мужик говорит: «Сто гульденов шкура», — и другой то же самое, и третий — все словно сговорились. А кожевники им и отвечают: «То ли вы все сошли с ума, то ли нас почитаете за полных идиотов. Сто гульденов — цена совершенно неслыханная и невозможная». И стали они смеяться над мужиками да шутки над ними шутить: один сто медных грошей за шкуру предложит, а другой и вовсе сто полушек. Мужикам это было страшно обидно, и они окончательно решили сжить доброго Единорыка со свету за то, что он заставил их лишиться не только печей, но и коров.

И вломились они к нему в дом, намереваясь убить его на месте. А Единорыка там не было, и находилась в доме только его добрая старая матушка. И мужики, озверев, убили матушку и разошлись по домам.