Немецкий плен и советское освобождение. Полглотка свободы

У переправы все пространство было забито войсками. Шли холодные весенние дожди, от которых в еловом лесу, где мы расположились, не было укрытия. Только на третий день подошла наша очередь. Донец еще не вошел в берега, быстро катил мутные волны и крутил наш утлый паром.

Переправившись, мы в ночь пошли к фронту по неширокой лесной дороге. Дождь перестал, но прошедшие ранее танки или тягачи оставили глубокие колеи в мокром грунте. Шагать даже по обочине дороги было трудно. Под утро весь лес заполнился соловьиным пеньем. Казалось, на наши проводы собралось все соловьиное царство.

Утром мы вышли из леса. Перед нами расстилалась бесконечная равнина с уходящей на запад двойной полосой серой грунтовой дороги и зеленой ленты посадок справа. За спиной, из-за леса, поднималось яркое весеннее солнце, обещая жаркий и тревожный день летной погоды. Опасения нас не обманули. Два раза в этот день появлялись одиночные самолеты, сбрасывали бомбы и строчили из пулеметов по посадкам.

Только ночью, на второй день марша, оставив за посадками несколько свежих могил, мы дошли до большого прифронтового села Мироновка. На пологих берегах речушки собрались войска всех родов: стрелковые части, артиллерия, кавалерия, саперы. Немногочисленные фронтовики, уцелевшие от кровавых зимних боев, все еще ходили в ватниках и ушанках. Как вороны, слонялись в гражданской одежде только что мобилизованные колхозники, вряд ли умевшие стрелять из винтовки.

На фронте было так же голодно, как и в тылу, и наши надежды на лучшее питание не осуществились. Правда, стали давать по сто грамм водки в день.

Политотделы развернули усиленную работу. Читались сводки, проводились беседы. Бойцы задавали осторожные вопросы. У многих были на уме слова, кем-то сказанные на походе: «И куда они нас опять гонят, в мешок же идем!» Продолжалась комедия приема в партию с нажимом. Власти рассчитывали на то, что партийный боец будет лучше воевать, зная немецкое отношение к коммунистам. Но успех был невелик. Прикидывались дурачками, иные утверждали, что не чувствуют себя достойными такой великой чести. Разыгрывались двуличные сценки, в которых участники прекрасно понимали друг друга. А тут еще на голову политруков свалился новый приказ о расстреле бойцов, потерявших винтовку или катушку с проволокой. Как объяснить все это бойцу?

Фронт был удивительно спокоен. Время от времени обе стороны постреливали из минометов. Изредка в голубом небе появлялись одинокие самолеты, сбрасывавшие смертельный груз на наши головы. Кажется, самое страшное не смерть людей, а вид смертельно раненых лошадей. В глазах их столько муки и страха, что выворачивается душа!

Ночами выставлялись многочисленные караулы, арестовывавшие каждого, отошедшего на несколько шагов по нужде. Делалось все, чтобы остановить частые переходы на сторону немцев.

11 мая вечером был прочитан приказ Тимошенко к войскам Юго-Западного фронта о наступлении. Тихим весенним вечером можно было наблюдать картины, повторяющиеся столетиями: русские солдаты задумчиво и медленно переодевались в чистое белье перед боем.

Ночью мало кто спал. В 6.30 утра наша артиллерия открыла огонь по немецким позициям и наблюдательным пунктам. В 7.00 огонь был перенесен на тылы, и в атаку пошла пехота. Левее наших позиций наступала часть, вооруженная только саперными лопатками.

К месту небольшая справка. По мнению иностранных военных историков, Харьковская наступательная операция весны 1942 г. — наиболее замолчанный эпизод 2-й Мировой войны. Особенность этого периода та, что судьба давала в руки немцев последнюю возможность успешно закончить войну, при условии ставки на антисоветские настроения широких кругов населения. После Харькова вера в немцев как союзников в освобождении от коммунистической тирании пошла на убыль. В немцах стали видеть не союзников, а врагов.

В зимних боях января-февраля, а затем марта 1942 г., Красная армия, ценой больших усилий и тяжелых потерь, потеснила немцев и, заняв узловую станцию Лозовую, перерезала важный железнодорожный путь, соединявший Харьков с Донбассом. Образовался т. н. «Барвенковский выступ», вклинившийся в позиции немцев приблизительно на глубину 90 км и ширину по фронту около 80 км.

На Лозовой были обнаружены сложенные штабелями трупы советских военнопленных, погибших от голода, холода, болезней и расстрелов. В центральных печатных органах появились фотографии и страшные рассказы переживших немецкий плен. Впервые страна могла воочию убедиться в зверствах немцев и их действительных целях в этой войне. Но вопрос заключался в том: многие ли, кроме очевидцев, поверили этим сообщениям в печати, известной своей лживостью?