Немилосердные лета

Рубцов рифмовал кипарис с постаревшей актрисой,
о Ялте всерьез, как о даме с собачкой, мечтал.
Рубцов любовался счастливой и статной Ларисой
и женских стихов, по возможности, в руки не брал.
Но пышная Ялта напомнила мне о Рубцове.
Вознесся Ай-Петри, в предутреннем небе паря.
И нищая гордость в случайно оброненном слове
зажглась неразменной монеткой ни свет ни заря.

«Испытала на мгновенье жгучей зависти укор…»

Испытала на мгновенье жгучей зависти укор.
Замела свое томленье флорентийским платьем в пол.
И поверх голов смотрела, щурясь, с красного крыльца,
угадав, что песня спета, вся допета до конца.
А судьба неотвратима, а до сути не дошло.
По ступеням Таормина одиночество сошло.
И на щиколотке тонкой, претерпевшей тяжесть лет,
утешая, как ребенка, драгоценный пел браслет.
Но в сиреневой сарпинке, при своей льняной луне,
хороша, как на картинке, ты еще приснишься мне.

Соглядатай

…у горбуна есть преимущество сложности перед человеком с прямым позвоночником.

Б. Ахмадулина. Дневник 1962 г.

Была она чуть-чуть кокеткой.
Живой питон служил горжеткой.
Бродячий пес кормился с рук.
Был суетлив ее досуг.
Следя глазами за удодом,
в саду обедала с уродом,
за стопкой местного вина
обласкивая горбуна.

Удод был птицею пригожей,

в полете с бабочкою схожий.
Имел дятлоподобный клюв.
Она любила привкус клюкв,
развесистых в любой причуде,
и то, что пенилось в посуде,
и самовольство и размах
пошире, чем в моих стихах.

Я, соглядатай бледнолицый,

смотрю, как лакомится пиццей
приблудный пес, брезглив и дик.
А у нее и срыв, и тик,
и жаль ее ль, себя ли жальче,
и перстень иль нечистый пальчик
подманивает. Стыдно мне.
И бездна горечи в вине.

И забродил инжир на блюде.

И больше ничего не будет.
И мой вот-вот наступит срок,
бесспорный, как вина глоток.
Невольно с ней я разделила
инжир, лиловый, как чернила.
И к трезвой памяти приник
ее бредовый черновик.

Увы мне, в городской пустыне

я все еще трезва поныне,
и все никчемней мой досуг.
И пес не кормится из рук.
И общий градус жизни убыл.
И перстень закатился в угол.
Как охраняют твой покой
сады за огненной рекой?

Архив

N. N.

Стихи отмечены с друзьями перепалкой,
неистребимою проблемой долгостроя,
но обрываются на теме самой жалкой,
не замолчать ее: видна, как паранойя.
Вот вам все прелести общения с архивом,
на произвол судьбы оставленным хозяйкой.
Я не наследница! – скажу почти с надрывом, –
не архивистка, не подруга, не всезнайка!
Я не бездельница – посмертный том составлю
с подсказкой, с датами, с учтивым послесловьем.
Смолчу, где надобно, постыдной не ославлю
страстишкой, спрятанной под смертным изголовьем.