Макс, тяжело дыша, опустил руку и сделал шаг назад. Гиацинт переводил взгляд с него на закутанную в халат Дару с диким недоумением.
— Усложнит? — переспросил он. — Что всё усложнит?
— Твоя смерть, — любезно пояснили из халата. — Если он тебя сейчас придушит — нам и о помощи-то просить будет некого…
Наглость этого заявления заставила тинтореля вернуться в сознание и признать, что он не спит.
— О помощи? О какой-то
Из халата донесся тяжкий вздох, порицающий дурость некоторых здесь присутствующих.
— Мне не кажется, — натянутым как струна голосом, произнес Макс. — Мне кажется, тебе надо бы сказать девочке спасибо за твою жизнь, если бы она не держала щит… — он удержал руку, дернувшуюся к оружию, Гиацинт проследил этот жест, оценил, с каким усилием он был сделан, и побледнел, понимая, что тут не шутки шутят.
— Послушайте, вы… ты что, и правда не в себе? Я…
— Какого черта делаешь в этом мире? — рявкнул Ковальски, отбросив сдержанность. — Почему ты не там?
Тинторель отличался здоровым цветом лица, поэтому ему еще было, куда бледнеть. Он и не прекращал этого процесса.
— А-а, вы… я просто… ты…
— Жду! Какая надобность погнала тебя из Целестии, Оплот?
Гиацинт остановился на оттенке алебастра, шмыгнул носом и уставился в пол.
— Никакой, — тихо ответил он. — Никакой я не Оплот. Печать не понадобилась. Вы все сделали сами. Мне просто… я был там лишним. В этом не было смысла — оставаться там. И возвращаться не было смысла. И я подумал… может, мне удастся хотя бы здесь найти какой-то смысл… предназначение.
Наступила тишина, в которой на кухне панически загремел посудой Кристо.
Дара плотнее укуталась в халат и застонала из его пушистых недр.
— У тебя мозгов не хватило соврать, что ты искал самого Макса?
— Я не искал, — ответил окончательно запутавшийся Гиацинт. — Ну, то есть сначала я как бы думал, что да, но потом осознал, что как здесь можно кого-то найти…А… надо было врать?
Неопределенное мычание, которое раздалось в ответ, обозначало, что в таком случае Гиацинт был бы целее.
— Так ты ее просто бросил? — лицо Макса потемнело, заострились скулы и даже глаза, кажется, стали свинцовыми из серо-голубых, и в целом получилось на редкость кошмарное зрелище. — Ты — ее — просто — бросил — умирать?! Ты… щенок! Я ушел, чтобы дать вам шанс… ей шанс, по этим вашим треклятым кодексам, чтобы она не осталась такой, как была, чтобы смогла жить, чтобы не убить её тем, что я рядом, а ты… оставил ее одну? На этой проклятой башне, в артефактории — оставил ее одну?! Ты…
К большому счастью всех присутствующих, он подавился воздухом. Иначе в следующую минуту Гиацинт услышал бы о себе много нового. Пока Ковальски кашлял и пытался вернуться в строй, Дара выглянула из своей халатной крепости, оценила угрожающую жестикуляцию Макса (страшен даже в кашле) и взглядом посоветовала Гиацинту бежать к дракобилю и взлетать в небеса от греха подальше.
Но знатных юношей Целестии с детства учили спокойно смотреть в лицо опасностям, даже таким, как разъяренный Макс Февраль.
Гиацинт рывком поднялся со своего места, сжал пухлые губы и подождал, пока Ковальски перестанет кашлять и наберет воздуха для реплики.
И не дал ему произнести ни слова.
— Я ее не бросал, — Макс почти подавился вторично, а Гиацинт продолжил: — И не мог ее бросить: вещи никого не бросают и не предают, спросите у Дары, она знает… А для Лорелеи — для нее я был вещью! Она смотрела на меня… — голос дрогнул, и Гиацинт сжал кулаки, — нет, не на меня, сквозь меня. Все время. Улыбалась не мне. Любила не меня. Вас. Не знаю, за что, ей там виднее, только у меня не было никаких шансов ни быть рядом с ней, ни исцелить её. Даже если бы я сто лет торчал рядом с ней — она всё равно бы думала только о вас. А теперь знаете что, Макс Февраль? Вы об этом знали. И не я ее бросил — вы ее бросили.
Кристо потом волосы на себе рвал, когда Дара описала эту сцену: Макс и Гиацинт поменялись ролями. Разозленный тинторель читал нотацию чуть ли не отцовским тоном, по временам только срываясь на крик, а Макс стоял напротив и не мог найти слов, чтобы его перебить. Разве что вот это:
— Оплот…
— Не вы, конечно! — рявкнул Гиацинт, вырастая, кажется, на голову. — А на арене против меня это вас не остановило? С деревянным мечом против железного? Прыгунки! Холдон! Да вы плевать хотели на то, кто вы, кто я, вы же все время твердили, что все эти традиции и предсказания — ничего не значат, так? Ну так они ничего и не значат! Да вы Целестию на голову поставили — и после этого вы хотите сказать, что не нашли бы способа спасти