Немира. Колесо судьбы

Немира смолкла и потупила очи. Бельчонок прыгнул ей на шею и повис теплым воротником. Лесун присел подле.

– Ой, а где твой посох, дедушка?

– Так ведь весна нынче!

«Весна? – с трудом осознала сказанное Немира. – Когда ж зима успела пролететь?»

В уголках глаз-угольков собрались морщинки, а на крючковатом носу девица разглядела крохотный листочек:

– Лес молодеет, и мы разом с ним.

– Скажи, дедушка, – девица вдруг стала перебирать пальцами, словно ее одолело внезапное сильное волнение, – а ты давно его видел? Ведь ты сам сказывал, что можешь путешествовать по деревьям да лесам.

Старик вдруг посерьезнел. Губы сжались. Его лик, как никогда прежде, стал походить на искусно вырезанного истукана.

– Неужто не велел о себе рассказывать?

Лесун кивнул.

– Скажи хотя бы, жив он?

Старичок снова ограничился кивком.

– Вот ты где пропадаешь! – раздался голос Пульхерии.

Немира вздрогнула. Бельчонок соскочил с нагретого места и бросился прочь. Рыжая шкурка мигом затерялась средь разномастной растительности. Лесун шагнул к усеянному легкими складками стволу граба и, подмигнув на прощание, исчез.

– Так я и думала!

Девица встретила волхвицу радостной улыбкой:

– Кажется, ты говорила, что мне пора поневой обзавестись?

Пульхерия замерла и настороженно вгляделась в подопечную, но, так и не высмотрев ничего подозрительного, улыбнулась в ответ:

– Конечно, пора! Четырнадцатая весна пошла, а ты все в дитятках сидишь. Негоже.

– Вот только как же обряд провести, все ж осень миновала?

– А ты на лес Макоши глянь, – узловатый палец обвел окружающую красоту, – тут ведь завсегда осень.

– И то верно-о, – протянула девица, сожалея о том, что Войтех уехал слишком рано. Видать, после посвящения девицы во взрослую жизнь совсем по-иному бы с ней обошелся.

– А как Ружа-то рада будет, – оживилась Пульхерия, увлекая Немиру в храм.

– Ружа?

– Так верховную волхвицу величают.

– А-а-а, – протянула Немира и внезапно остановилась, словно припомнила нечто важное.

– Что такое? – заволновалась спутница.

– А правда, что верховная волхвица Войтеху родной сестрой приходится?

– Правда, душенька, – кивнула женщина, утягивая девицу за локоток, точно боялась, что та вдруг передумает. – От одной мамки народились.

– А отцы разные?

Пульхерия внимательно огляделась и понизила голос:

– Да не. Один. Только дети не ведали его совсем. Помер он спустя год, как малыши на свет появились. Мамка их одна растила. Она знахаркой знатной была, от самой Макоши дар имела. Вот и дети его унаследовали. Войтех ведь сперва тоже лекарством да целительством люду, зверю да птице служил. Еще мальцом стольким помог, стольких выходил. Мимо сломанной веточки пройти не мог…

– А почему же он решил в ведьмари податься?

– Так лихо одноглазое его подтолкнуло.

Немира даже дышать перестала – только б спутница не смолкла.

– Однажды в деревне, где они с мамкой жили, нежить завелась. Треть села сгубила! – схватилась за голову женщина. – Ружа к тому часу уже в Лунный храм подалась да волхвицей стала. Так вот, долго ту нежить сыскать пытались. Лишь мамка Войтеха и сумела. Да в одиночку изловить замыслила. Приманку заготовила, молитвами да оберегами вооружилась. Но куда им супротив такой злобы? Тут, поди, только острый меч и сдюжит. Он и сдюжил… в руках юного Войтеха.

Волхвица тяжко вздохнула:

– Только опоздал… мамка его… нежить куда проворнее знахарки оказалась.

Немира сглотнула.

– Да ведь и это еще не самое страшное.

Серые очи распахнулись шире – куда уж хуже?

– Сразу опосля того, как схоронили лекарку, в деревне снова кто-то принялся людей изводить да скот губить. Селяне пришли к Войтеху за помощью. Он как раз собирался покинуть родную деревню – слишком глубока печаль у него в сердце засела, уж больно к родительнице своей привязан был…

– И, что же, согласился?

– Согласился. Как водится, подготовил приманку и затаился. Только оберегов, подобно мамке, не захватил да на молитвы больше не уповал…

– А меч? – взволновалась девица.

– Меч… да-а-а… – грустно улыбнулась волхвица, – с клинком он уже не расставался. С его подмогой и спас село, зарубил нежить… Только вот нежитью той мамка его оказалась…

– Неужто? – ахнула Немира. Сердце болезненно сжалось. Перед глазами предстал долговязый юнец с темными очами, в которых отражалась невыносимая мука. Он стискивал резную рукоять отцовского меча, а с помутневшей стали падали багровые капли и жадно втягивались землей… – Выходит, он собственную родительницу…

– Так, а после прилюдно отказался от знахарства да под всевидящими очами богов объявил себя ведьмарем, гонителем нежити да нечисти.

«Какие же странные выверты вплетаешь ты, Макошь, в нити судеб», – пронеслось в голове девицы.

– Но почему… почему он не пошел по стопам мамки, ведь ты сказала, что он был к ней привязан? Зачем обрек себя на одиночество?

Пульхерия тяжко вздохнула:

– Видать, решил, что принесет куда больше пользы людям будучи ведьмарем, нежели знахарем.

Какое-то время спутницы шли по коридору молча. Немира размышляла над выбором ведьмаря и укоренялась в собственном: не станет она волхвицей Великой богини. Чуждо ей смирение. Не по душе здешняя размеренная жизнь.