Немиров дол. Тень

– Не-е-ет, – отстранённо протянула ведьма. На носу и над верхней губой её блестел пот, щёки раскраснелись. – Всего лишь отрок. Не знатного рода и не челядь, не силён и не слаб, по младости не расчётлив, но и не глуп – Тень. И всё же… – она приблизила лицо к пламени – и всё же именно его рука перекроит долину так, что уехавший сегодня за море, по возвращении не узнает ни мест, ни людей, которых знал прежде. Так решили владыки, так утвердил сам Род, прочитав душу Тени.

– Как добыть колдовской кинжал? Как отнять? Где искать Тень?

Ладонь ведьмы плавно поднялась над головой и горячий шёпот гостя прервался.

– Да-а-а, – протянула она, жутко, не моргая, таращась косыми глазами в пламя, – если зорко вглядываться в людей, Тень можно угадать. Отнимать кинжал не надо, сам отдаст, если попросишь. Только оружие это обретёт истинную силу лишь в его руках.

Зашуршали стекляшки и камешки, грудь ведуньи высокого поднялась от глубокого, тяжкого вдоха. Обессиленная, молодуха медленно повалилась набок. Горячий лоб блаженно припал к прохладной на ощупь земле.

Тут же шумно поднялся горбун, неуклюже заторопился подойти. Бережность, с какой человек-медведь, опустившись на колено, взял хозяйку на руки, Цукана изумила, камни посыпались с подола.

Гость встрепенулся:

– Всё?! Что сказать гаспадину? Кто Тень? Забрать калдавской кинжал или нет?! Что за паук?

Ведунья отстранилась от груди горбуна.

– Кинжал со слепым змеем на виду, но его сейчас не распознать, он станет оружием судьбы лишь накануне. Скажи Ратмиру, пусть ищет Тень. Он уже на его пороге, – и снова уткнулась лицом в своего охранителя.

Горбун грузно, словно каменный великан, протопал за занавеску. Зашуршала солома постели. Вернулся, накинул медвежий тулуп и вытолкал растерянного Цукана за дверь. Княжескому посланнику пришлось спешно одеваться на ходу, прыгая по сугробам на трескучем морозе.

Часть 1. Яры

Глава 1. Рать из подземелья

Уютно, широко, до щелчка в челюсти Дарьян зевнул. В серой после дождя тишине покачивание и мерный скрип старой, наполненной шуршащим зерном телеги под ним, против воли убаюкивали. Молодой возница Гринька клевал носом, всадники, укутанные в шерстяные плащи и кожаные дождевики с глубокими капюшонами, бодрились и прямили спину через силу.

Внезапный звук был негромкий и резкий, словно… топорик по доске рубанул? Только странный какой-то топорик, маленький, будто игрушечный. Дарьян сморгнул навязчивую дрёму, поправил съехавшую на глаза новую щекотную заячью шапку, обернулся.

Вереница телег и три десятка верховых медленно тащились сквозь редкий, едва опушённый младенческой салатовой зеленью лесок, заполонённый влажным чёрным сухостоем и яркой настырной молодой крапивой. Ворчание старого дерева мешалось с нестройным глухим перестуком копыт. Позвякивала сбруя, отфыркивались кони, и время от времени во весь рот зевали пробудившиеся сегодня перед рассветом люди.

Во всём обозе один Дарьян, обученный грамоте паря, направленный в этом году с весенней данью счетоводом, мог без зазрения совести плотнее запахнуть овчинную, пахнущую хлевом душегрейку и сытым котом свернуться, подремать на старых кожухах, постланных сберечь зерно от дождя.

Сейчас был рад, что этого не сделал. После неразгаданного звука, влажная серая тишина показалась затаившейся, хищной.

– К ОРРУЖИЮ! – страшно взревел главный из трёх яров, сопровождающих обоз плугарей, и рёв этот Дарьяна подбросил, заставил вскочить на колени, вцепиться в плетёный борт телеги и дико завертеть головой.

Забряцало железо. Изумлённые плугари опустошали ножны, нахлобучивали шлемы. Кто-то понудил коня прибавить шагу, кто-то отпустил поводья, чтобы снять со спины щит. Строй смешался, телеги встали.

Почему так расслабились, понятно: ярская застава близко, устраивать здесь большой разбой никто не посмеет…

И тут Дарьян увидел, что это был за «топорик», увидел, что не игрушечный он был, а того самого, нужного размера, чтобы в умелой руке мигом отправить его к праотцам.

Вслед за этой первой стрелой, нервной, предательски поспешной, угодившей в угол телеги, в воздухе свистнула целая их охапка.

Одна вжикнула над плечом пригнувшегося Дарьяна, пробила старую шкуру и с тихим шорохом на три четверти ушла в зерно.

Вымазана сажей, с вороным оперением.

Ошалело её разглядывая, Дарьян и Гринька пропустили по два вдоха… А потом оба разом сиганули на землю.

Рука Дарьяна бездумно, уже на лету схватила котомку с дорожной поклажей. Едва он шмыгнул под телегу, четыре стрелы отбарабанили в борт и три вспахали землю у колес. Отовсюду неслись вопли раненых, чёрная ругань уцелевших ратников.

Гринька! Где?!

Оказалось, под телегой Дарьян один. И тут только увидел: рука в коричневом засаленном рукаве знакомой свиты низко свешивается с борта, безжизненно дёргается в такт рывкам непривычной к боевой сутолоке молодой мохноногой кобылы.

Дарьян рванул за руку вниз. Потом ещё раз. Стащить не получилось. Ладони намокли, глянул на них: кровь, много, рукав – насквозь.