Немка. Повесть о незабытой юности

Его мать хорошо знала, что я никогда не стану жаловаться Юрию (и никому другому), и продолжала плести интриги. В один из свободных от занятий дней я решила уйти, хотя… Я не знала, как мне без него дальше жить… Иногда он приходил с работы в обеденный перерыв домой, хотя было далеко, и он едва успевал, чтобы хоть немного побыть со мной вдвоём. Я надеялась, что он сегодня тоже придёт. И он пришел. В бодром настроении. Он взял меня на руки, принес в комнату и закрыл дверь.

„Я что-то тут принес", – и он подал мне какую-то квитанцию. „Что это?" – „Читай". Это был ордер на место жительства на мое имя. Комната в женском общежитии. Для меня одной. Я сидела на коленях у него и хотела встать. Он держал меня. „И у меня есть справка, что я имею право жить у тебя. Теперь мы упакуем чемоданы, сначала твой, и я отведу тебя. Потом я приду. Мне надо еще кое о чём с матерью поговорить. Надеюсь, ты понимаешь меня?" – „Я тебя понимаю, но не хочу, чтобы из-за меня страдала твоя мать". – „Она не будет страдать. Моя мать придет к здравому смыслу и успокоится". Я сложила остаток своих вещей, Юрий положил что-то из своих в мой чемодан. Он отпросился с работы на полдня, чтобы привести в порядок свои семейные дела. Мы пообедали и пошли в новую квартиру…

Узкая продолговатая комната с одним окном на передней стене. Справа железная, 60 см шириной кровать, маленький стол у окна и кухонный стол напротив умывальника, две тумбочки „престарелого возраста", два стула. На стене два крючка. Впоследствии мы принесли из моей бывшей комнаты у Маши красивую картину с цветами и книги.

„Вот видишь, Лида, я же говорил… Прошло чуть больше месяца, и мы вдвоем…" – сказал он.

Мы были счастливы, хотя в глубине души я чувствовала себя виновной…

Моя национальность – как она воспринималась в те годы – со временем могла тяжким бременем обернуться… и сделать Юрия несчастным.

Однако любовь может быть сильнее всех невзгод… и он твердо верил в лучшее будущее.

Евтухов Г. И.

Глава 14

Матрёна Павловна – так звали Юрину мать – видимо, успокоилась. Три-четыре недели мы не виделись. За это время я узнала его бабушку и дедушку, родителей его матери, Евдокию Прокопьевну и Павла Ивановича Федько. Бабушка – всеми называемая бабушка Дуня – встретила меня, будто она меня давно ждала, а у меня было чувство, будто я пришла к одной из моих родных бабушек, узнать которых при жизни я судьбою была лишена. Её полная фигура, её низкий приятный голос, её умные карие глаза – всё её существо излучало спокойствие, теплоту и здравый рассудок и выражало доброту её сердца.

Пока Юрий с дедом на кухне немного выпивали, мы с бабушкой Дуней дружно беседовали. Обо мне она уже кое-что знала и спросила, как дела у моей мамы. Я достала из кармана письмо от моей сестры Эллы, в котором она дословно привела ответ моей матери на наше письмо. Я перевела всё письмо – оно было написано по-немецки. Бабушка тоже хотела, чтобы мы как можно скорее зарегистрировали наш брак в ЗАГСе. По-моему, она по мне заметила какую-то неуверенность и сказала: „Я хотела бы тебе кое-что посоветовать, Лида, а может быть, и предупредить… у моей дочери, твоей свекрови, нелегкий характер… Не бери это так близко к сердцу, если она иногда бестактно с тобой обойдется, незаслуженно обидит. Во избежание конфликтов лучше всего было бы не так часто с ней встречаться. Извини, пожалуйста, она моя дочь и у неё есть немало положительных качеств. Я надеюсь, ты в этом сама убедишься, хотя и понимаю, что это не так просто". Потом: „Мой внук нашел в тебе свое счастье, и я хочу, чтобы вы оба были счастливы".

Приближались выборы в Верховный Совет. Они состоялись 22 февраля 1953 года. Я не имела права голоса, а Юрию надо было идти на выборы. Без паспорта к выборам не допускали. В этот день я еще не знала, что его паспорт вовсе не потерялся, а был спрятан Юриной матерью.

„Ты нашел свой паспорт?" – спросила я за завтраком. „Да, у матери. Я объясню тебе всё потом". Домой он пришел уже после обеда, я спросила, проголосовал ли он. „Да, да, да". Он достал свой паспорт из внутреннего кармана пиджака, положил его на стол, обхватил моё лицо обеими руками и сказал: „Завтра мы с тобой пойдем в ЗАГС".

„Почему завтра?" От неожиданности я не нашла, что еще сказать.

„Чтобы не откладывать еще далее. Нашему ребенку нужен срочно законный папа". Да, я была беременна. Теперь покоя не давал вопрос, можно ли нам пожениться? А если мы придем, и нам скажут, что это невозможно? До сего времени мне не приходилось слышать, чтобы кто-то из русских женился на немке-переселенке, или наоборот. Уже вечером поздно я сказала: „Я боюсь". – „Чего ты боишься? Выходить за меня замуж?" – „Нет, Юра. Я боюсь, что нам не разрешат пожениться".

„Разрешат. Я уже был там и спросил. Разрешили".