Немка. Повесть о незабытой юности

Таинственным мне показалось бродить по так называемой аллее этого безлюдного, пустынного парка… и мы уже перешли на „ты". Когда мы дошли до танцплощадки, я уже знала, что мой сопровождающий, брат моей подруги Татьяны – курсант военного училища, офицерского училища в Томске. С танцплощадки спускалась по ступеням пара, на вид влюблённых. Они поздоровались с нами, и я узнала молодого человека, который иногда приходил на школьные вечера и несколько раз приглашал меня танцевать, а потом… потом я его видела как члена бюро райкома комсомола… Теперь он видит меня с будущим офицером…

Мгновенно исчезло приятное ощущение, зародившееся при общении с этим молодым человеком. Мысли о приёме меня в комсомол напомнили мне, кто и что я есть – немка, ничтожество.

Под большим фонарем у входа на танцплощадку я остановилась.

„Жаль, что сегодня нет танцев, я бы очень хотел с тобой потанцевать", – сказал Виталий. „Может я не умею танцевать". Он засмеялся: „Я знаю, как ты умеешь танцевать". Он близко подступил ко мне и с серьезным выражением лица продолжил: „Собственно, знаю я всё о тебе. Моя сестра целый год о тебе писала. И фото она мне прислала. – Он достал из внутреннего кармана своего мундира фото с Таней и со мной. – И я себе в мечтах представлял тебя именно такой, какой ты мне сегодня встретилась, какая ты сейчас передо мной стоишь". – „Такую как я, девочку из колхоза, не так уж трудно себе представить", – выпалила я торопливо, сама удивляясь своей якобы находчивости.

Мне хотелось как можно скорее уйти домой, избавиться от него и ни в коем случае не допустить до… Объяснения… Но обидеть его тоже не хотелось, нет. Это исключено. За что? Очень приятный молодой человек, к тому же брат моей подруги, поведение его безупречно.

„Виталий, по-моему, нам надо идти, ты должен рано встать". – „Я? Я бы вообще не хотел ложиться спать, а остаться с тобой здесь за полночь. В 4:00 часа мы уедем. А ты? Тебе завтра опять в поле?" – „Да", – солгала я и шагнула в сторону выхода. „Лида, просьба у меня… только на один вальс прошу тебя". Я непонимающе взглянула на него: „Без музыки?"

„Да". С небольшим поклоном он подал мне руку. „Мы же можем потихоньку подпевать". Мы стали в позицию и Виталий тихо, низким голосом запел:

Ночь коротка.
Спят облака,
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука

В этом зале большом

Мы танцуем вдвоем.
Так скажите хоть слово,
Сам не знаю о чём.

Эта песня в ритме вальса имела тогда огромный успех, её исполняли лучшие певцы русской эстрады, все знали эту песню, и я тоже. Теперь пел её Виталий, и я вместе с ним, и мы „скользили в упоении" по старому дощатому со щелями настилу площадки, огороженной престарым штакетником в одичалом запущенном парке… Запыхавшись, мы остановились. „Это было замечательно! Ты не находишь?" – „Нахожу. Очень хорошо. Но теперь мы пойдем". – „Да, теперь пойдем".

Когда мы вышли из парка, Виталий очень старательно закрыл ворота и остановился у столба: „Здесь я сегодня ждал тебя, и ты пришла". И с легким поклоном: „Я благодарю тебя за это". – „Если бы Татьяна не так упорно убеждала секретаршу, что это очень, очень важно, вряд ли я бы пришла… Когда я увидела её с молодым человеком, я подумала, что она выходит замуж. Ваше разительное сходство я заметила несколько позже". – „Молодец, Татьяна". Мы приближались к нашей школе.

„Зайдем на минутку в школьный двор?" Я кивнула. Он взбежал на высокое крыльцо, как-то трогательно провел руками по входной двери, прошелся несколько раз вдоль крыльца, потирая руки, и остановился. Я стояла внизу.

„Здесь я 1 сентября 1944 года распрощался со школой. Митинг состоялся. Два моих друга и я записались добровольцами на фронт. Это рассматривалось тогда чуть ли не как героизм. Мне еще не было 18 лет. Все трое мы должны были учиться в 10 классе. Все трое отказались от этого". Он сбежал по ступеням вниз.

„Двор был переполнен людьми, – добавила я. – На крыльце было что-то похожее на трибуну сооружено, многие выступали, говорили вам напутственные и прощальные слова". – „Ты была на этом митинге?" – перебил Виталий. „Да. Я стояла там, совсем сзади и тянула шею, чтобы вас, героев, увидеть". – „Мы не были героями, на фронт мы вообще не попали, определили нас на учебу. А ты с этого дня учишься в этой школе?" – „Я тогда пришла в 8 класс. Начало занятий было на 1 сентября назначено, но уже 3 сентября нас распустили по домам, т. е. на уборку урожая, и мы остались там еще на 2 месяца".

„Девочка из колхоза, – проговорил он медленно и с явной нежностью. – После школы ты, конечно, поступишь в институт?"

„Этого я не знаю. Может быть, и нет. Мне бы не хотелось наперед загадывать".

Он заметил, что мне эта тема неприятна, и начал рассказывать о своей жизни в училище. Мы стояли уже во дворе моей хозяйки перед трёхступенчатым крылечком.