Немка

Учительский коллектив нашей школы состоял в тот год из 12–13 человек. На зимнюю конференцию учителей района, которая всегда проходила в начале января во время зимних каникул, должны были явиться от нашей школы 5–6 учителей. Я, как начинающая, тоже должна была поехать. Большие сани-розвальни в двуконной упряжке предоставил нам один из трех колхозов по распоряжению сельсовета. Это было в январе 1949 г. После конференции мы должны были все встретиться в столовой на проспекте Ленина / угол улицы Советская, там же должна была стоять подвода. Во время конференции я сидела с Ольгой Кравченко. Павла не было, у него были экзамены в институте, где он учился заочно. Ольга спросила меня в последний день конференции, приду ли я на учительский вечер сегодня, она бы очень обрадовалась. «Нет, Ольга. Я поеду домой сразу после конференции. Но ты же не одна, твой друг обязательно придет».

«Слушай, боишься ты его? Не надо его бояться, он хороший парень».

«Я верю тебе, Оля, но я поеду домой». И как же я удивилась, когда моя хозяйка Саша задала мне такой же вопрос, как Ольга, почему я не хочу остаться, когда ей — Саше — очень хотелось бы пойти на этот вечер. Я была крайне удивлена: Саша — и на танцы. Но не устояла, и мы пошли на вечер в школу. Пришли мы с опозданием и едва нашли место, где повесить куртки. Когда мы вошли в зал, музыка умолкла, и я увидела Ольгу с её другом. С трудом мы пробрались через эту суматоху к ним.

«Ты всё-таки пришла», — Оля громко засмеялась. И уже зазвучал вальс, и Ольга с другом закружились по залу. Я хотела Сашу пригласить, но вдруг оцепенела от изумления. В открытой двери учительской комнаты появилась личность в военной форме, это был Виталий.

Я быстро отвернулась, будто я его не видела, и взяла Сашу за руку. Но он уже стоял передо мной. Элегантно, с лёгким поклоном он пригласил меня к танцу. Саша высвободила свою руку и отступила назад. Ни слова приветствия, ни единого слова. Я почувствовала лёгкую дрожь в его руках, да и я была взволнована от такой неожиданности. Никто из нас не произнес ни слова во время этого вальса. Саши уже не было… Ольга махала нам с другой стороны зала. Виталий держал мою руку в своей, как будто он боялся, что я сбегу. Короткую паузу между танцами мы простояли, молча, рядом, он так же держал мою руку. И только во время следующего танца он заговорил, сказал, что он очень рад, что встретил меня и спросил, может ли он проводить меня до дома. Мне следовало бы ответить «нет» и этим раз и навсегда было бы всё выяснено и расставлено по своим местам…

«Да, почему же нет?» — ответила я. По дороге домой я спросила, знает ли он мою хозяйку Александру Михайловну. «Нет, почему ты спрашиваешь?» — «Потому что она так упорно настаивала, чтобы я пошла с ней на этот вечер. Может быть, она знала, что ты там будешь?» — «Этого я не знаю, — смеясь, ответил он, — но передай ей мое сердечное спасибо за это».

Январский трескучий мороз не позволял постоять во дворе, об этом думать даже было невозможно, и Виталий спросил, не могли ли мы завтра утром у него дома встретиться. «Нет, это-нет. Ты можешь ко мне прийти, Саша не будет возражать, я уверена, тем более что её мать с маленькой Валюшей сейчас находятся у Сашиной сестры».

Саша одобрила мое предложение, ей очень хотелось бы ближе узнать этого молодого человека, о котором мечтают все молодые учительницы.

Виталий пришел в начале десятого, было воскресенье, и он знал, что мне надо в 12:00, не позднее полпервого, отправиться в Кучук, чтобы при дневном свете дойти до дома. Мы с Сашей уже позавтракали, но Виталий не отказался от чашки чая. Мы сидели рядом и наблюдали, как он так непосредственно и аппетитно принимал весьма скромный завтрак: хлеб с маслом и чай. Это был первый случай, когда молодой человек меня посетил в моём месте жительства. Он поблагодарил Сашу, я хотела посуду убрать, но Саша со словами «я сама, а ты посиди», унесла посуду в переднюю комнату. Он смотрел на меня в упор, я не отворачивала взгляда, но глубоко сожалела, что вчера позволила ему проводить меня до дому.

«У нас так мало времени, Лида», — сказал он тихо. Вошла Саша и объявила, что она сейчас пойдет за дочерью и вернется только вечером.

«Если ты уйдешь, ты знаешь, куда ключ положить, если останешься — обед на плите».

Теперь мы остались вдвоём, и мне стало боязно. Не его я боялась, а саму себя. Предчувствуя, о чём предстоит разговор, я боялась, что не найду правильного ответа. И мои собственные чувства казались мне не вполне ясными… Как бы я повела себя, если бы не была немкой? Этот вопрос тревожил и мучил постоянно… и я никогда не находила ответа на него.