Малфой-Мэнор. Сентябрь, 1996
Такой холодной осени давно не было. Всего за несколько дней ласковый, бархатный сентябрь стал пронзительно холодным, дождливым и ненастным. Мелкий, без передышки, дождь, уже порядком начинал раздражать. Тепла совсем не осталось. Ни на улице, ни в душе. Всегда аккуратные волосы Люциуса беспорядочно развевались из-за ледяного ветра. До поместья оставалось всего несколько шагов, но ноги, будто налитые свинцом, отказывались передвигаться. Каждый новый день отбирал всё больше и больше сил.
Некогда родной дом всем своим видом кричал о неприветливости и нежелании принимать гостей. А Люциус чувствовал себя именно гостем в Малфой-Мэноре. Он редко появлялся дома средь белого дня, чаще приходил ночью, когда Нарцисса уже спала. И вот сейчас Малфой-старший показался здесь утром, однако лишь потому, что в его доме была запланирована важная встреча. Дожили. Семейное поместье приравнялось четырём стенам для «деловых встреч».
Люциус пролетел по коридорам, не задерживаясь и доли секунды у стен. Было стыдно. Десятки осуждающих взглядов из семейных портретов заставляли чувствовать себя провинившимся мальчишкой. Люциус дошёл до того, что собственноручно наложил на каждый портрет заклинание, лишь бы они с ним не говорили, но это мало чем помогло. Особенно портрет Эдвены Малфой — матери Люциуса, заставлял чувствовать себя отвратительно.
Кто бы мог подумать, что такого человека, как Люциус Малфой, можно вывести на чувство стыда. Если для Малфоев и было что-то превыше любых принципов — то это семья. Живые портреты наблюдали за тем, что делает нынешний хозяин Мэнора. И совсем этого не одобряли.
С пустой головой и усталыми глазами Люциус ввалился в свой кабинет. Он не спешил к супруге и не рвался поскорее разорвать конверт с письмом от сына. Это было чересчур. Люциусу хотелось хотя бы на минуту забыться, отпустить себя и ворох проблем, но в его положении это было чревато последствиями.
Пока ты стоишь передо мной на коленях с опущенной головой — твоя жена будет жить и дышать. А сын? Твой сын должен примкнуть ко мне. Это ещё одно обязательное требование, которое сохранит твою семью, Люциус.
Голос Волан-де-Морта колоколом грохотал в голове и заставлял содрогаться. Люциус был взрослым мужчиной, любящим отцом и мужем. В обществе все его знали как гордого аристократа, который только и умеет, что кичиться несметным богатством и чистотой крови. Но сейчас он был просто напуганным человеком, сделавшим когда-то неправильный выбор и вынужденный теперь платить очень высокую цену. Эдвена изредка поглядывала на своего сына, который в тот же момент прятал от неё глаза. Ей ничего не оставалось, как смотреть в ответ с жалостью и осуждением.
— Ну, что ты смотришь на меня? — наконец-то не выдержал Люциус. — Что ты хочешь мне сказать? Что? То, что я не прав? Что я болван и идиот? Я это и так знаю, мама.
Эдвена молчала. Потому что так когда-то захотел Люциус. Он не выдержал бы обвинений из её уст. Ему хватало того, что его обвиняла Нарцисса, это било по совести, не хуже, чем пронизывающий взгляд матери. Иногда Люциусу казалось, что он просто сходит с ума от происходящего вокруг. Проблемы и недосказанности скапливались и формировали огромный снежный ком, несущийся неумолимо прямо на него. Он снова посмотрел на мать, которая принялась за книгу и больше не отрывала от неё взор, хотя из её глаз на страницы капали маленькие слёзки.
— Люциус, — голос Снейпа отрезвил рассудок Малфоя. — Ты хотел меня видеть.
— Да, — устало ответил Люциус. — Проходи.
— К чему такая срочность?
— Ты ведь слышал, что вчера заявил Тёмный Лорд?
— Слышал.
— И тебе нечего сказать по этому поводу?
— А что ты хочешь услышать? Я в любом случае поддержу Тёмного Лорда.
— Северус, — Люциус прокашлялся. — Как продвигаются дела с окклюменцией?
По взгляду зельевара Люциус понял, что тот в курсе. Глупо было полагать, что такой легилимент, как Снейп не прочтёт мыслей Драко. Да о чём шла речь, если даже сам Люциус, не владея малейшими навыками, без проблем читал своего сына, как открытую книгу. Он пытался списать это на то, что вырастил его и поэтому мог распознать любое проявление эмоций на лице сына. А теперь было понятно, что Драко на пушечный выстрел нельзя подпускать к Волан-де-Морту. Одна единственная мысль и от семьи Малфоев не останется и мокрого места.
— Ты знал? — сухо спросил Северус.
— Сложно было не заметить. Даже не знаю, как это не стало достоянием всего Хогвартса и магической Англии в целом.
— Как ты допустил подобное?
— Не тебе его винить, Северус, — съязвил мужчина. — Твоя ситуация ничуть не лучше.
— Но и фамилия моя не «Малфой». Что больше привлечёт внимание: моя влюблённость в маглорождённую ведьму или наследника семьи Малфоев?
— О влюблённости речи не было.
— Да и ещё в какую? — парировал Северус. — В саму Гермиону Грейнджер. В ту самую Грейнджер, которая является лучшей подружкой Гарри Поттера.