Немного любви в холодном Мэноре (СИ)

Внутри Драко всё сжалось и напряглось. Это всплывшее воспоминание только ещё больше заставляло его теряться в бардаке, творившемся вокруг. Глядя на парня можно было подумать, что ему абсолютно всё равно. Что его не трогает абсолютно ничего из происходящего. Плевать на то, что он живёт в самом сердце пекла, прислуживает дьяволу и стелет к его ногам дорожку из костей. Из всех присутствующих в гостиной только двое точно знали, что это откровенная ложь, что Драко ломает из-за всего этого. Это был сам Драко и Том Реддл. Точно так же, как эти двое понимали это — они понятия не имели, как всё это взаимосвязано и откуда берётся.

— Времени больше нет, — вновь зашипел Тёмный Лорд. — Мне нужно, чтобы она была готова.

— Мой Лорд… — возразил Драко.

— Круцио! — оборвал его Волан-де-Морт. — Ты, щенок, смеешь перечить мне? Я сказал: времени нет, сейчас же!

Время. Как же он ненавидел это грёбанное время, которое превращалось в тягучую резину, когда тело снова поражало это ненавистное Непростительное. Миг, секунда, час. Драко не понимал, сколько времени прошло и как долго его кровь ещё будет запекаться в жилах, а сердце норовить остановиться. Боль внутри пожирает, не желает отпускать.

Сколько он уже испытывал на своей шкуре это заклятье, но каждый раз, как первый. Серые глаза постепенно превращаются в тёмно-красные из-за полопавшихся сосудов, а бледная кожа рук синеет от проступивших вен. Мозг плавится и судороги пробивают каждый сантиметр тела. И стоило ему только почувствовать малейшее облегчение, как что-то холодное и до омерзения неприятное обвило шею. Нагайна крепко обвилась вокруг Драко, мерзкое шипение набатом отдавало в голову.

— Мне нужна эта девчонка, — голос Волан-де-Морта казался каким-то отдалённым. — Может быть, именно твоё нахождение рядом мешает ей быстрее оправиться? Погостишь несколько дней у тётки, Драко.

С этими словами Реддл скрылся, но змея не спешила ослабить хватку. Воздуха становилось всё меньше, а глаза постепенно начали закрываться. Малфой проваливался в беспамятство. Он больше не видел перед собой мрачной гостиной и не чувствовал осточертевшего смертоносного благовония. В белых бликах бессознательности виднелся только невинный образ Гермионы, которая держит в руках огромный букет белых роз.

— Мы вместе со всем справимся, Драко. Позволь мне помочь тебе! Откажись от этого, не позволяй ему проникать в твою голову и душу. В твоё сердце. Ты ведь помнишь: я всегда буду с тобой. Всегда!

Она плачет. Такая потерянная и растрёпанная. Гермиона бежит за ним, спотыкается и падает, но это её не останавливает. Она вновь поднимается и продолжает бежать, оставляя за собой дорожку из лепестков белых роз. Только вот цветы тут же увядают, превращаются в гниль и грязь.

— Я прошу тебя, Драко, — Грейнджер кричит вслед. — Он уничтожит тебя, разобьёт твою душу. Свою он уже разбил, растоптал и сжёг, и твою не пожалеет. Я помогу, придумаю что-нибудь! Только не отталкивай меня, прошу…

— Отвали, грязнокровка! — он останавливается и смотрит на неё гневным взглядом. — С чего ты вдруг решила, что мне нужна твоя помощь? Что заставило тебя думать, что мне вообще нужна чья-либо помощь? И что ещё смешнее: с чего ты решила, что мне нужна ты?

Губы девушки дрожат, а на её босые ноги капают слёзы. Гермиона не сдерживает своих эмоций, не прячет чувства. Ей больно, но она не останавливается: кидается в пропасть за ним, летит со скоростью света вниз, лишь бы успеть спасти. Она не видит острых лезвий там — внизу этого обрыва, — они проткнут её насквозь. Готова пожертвовать собой, стать спасательной подушкой, только бы он не поранился. А он просто стоит и смотрит на то, как она пролетает мимо, самоотверженно кидается в пламя.

Теперь белые розы стали сухими, мёртвыми и красными. От крови. От её крови. И она сама стала мёртвой. Гермиона Грейнджер готова умереть, лишь бы он жил.

Неизвестно через сколько Драко пришёл в себя. Сложно было определиться, когда весь дом погружен в полный мрак. Голова раскалывалась так, словно по ней беспрерывно били молотом несколько часов. Тело ещё ныло после пытки Непростительным, а глаза никак не открывались. Бледная кожа совсем оледенела от мраморного пола гостиной поместья Лестрейндж. Внутри засело ядовитое ощущение того, что он — собачонка, которую пинают все вокруг. И в первую очередь его пинала сама жизнь, наносила новые удары и даже не трудилась предупредить об этом.

— Очнулся? — раздался скучающий голос Беллатрисы. — А я всё думала, сколько ты ещё так проваляешься? Слабак. Всегда говорила Нарциссе, что кровь Малфоев испортила тебя. Блэки не были такими слабыми.

— Заткнись, Белла, — процедил Драко, отряхивая мантию. — Который час?

— Прошли сутки.

— Мне пора.

— Тёмный Лорд велел тебе оставаться в поместье, — Лестрейндж подошла ближе к племяннику. — Или ты боишься, что твоя грязнокровка затоскует без тебя?

— Тебе лучше закрыть рот, Беллатриса.

— Жалкий, сопливый, бесхребетный слизняк. Как ты мог так опорочить нашу семью?

— Влюбиться в это животное? Её ведь даже человеком назвать нельзя, не то, чтобы ведьмой…