Поведя рукой в сторону забитой народом площади, Савин заметила, что кончики большого и указательного пальцев ее перчатки испачканы белым порошком, и безуспешно попыталась оббить его о другую руку.
– Липкие пальцы? – промурлыкал ее отец уголком рта.
Хотя, разумеется, он не был ее отцом. Архилектор Глокта, абсолютно не связанный с ней узами кровного родства.
– Ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться, – отрезала она.
– Тем не менее, я обеспокоен.
Отдаленные ликующие возгласы становились громче, радостная церемония приближалась, идя уже по улицам Агрионта. Глокта не отрывал взгляда от толпы, но согнутым пальцем поманил ее сесть рядом с собой.
– Могу я спросить, что у тебя за дела с Броком?
– Ты знаешь об этом?
– Подозреваю, что об этом знает уже пол-Адуи.
– Вот чего мне не хватало, так это гребаной
…И внезапно, совершенно непрошеное, совершенно неуместное, из ее памяти выплыла картинка: та маленькая смуглая девочка в вонючем Вальбекском переулке, мокрые глаза, освещенные пламенем костров, причитающий голос. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», как заведенная. Раздавливающий сердце ужас и запах гари…
Ее одежда была тесной, слишком тесной, она едва могла дышать. Савин заворочалась, заизвивалась, потея и паникуя, бессмысленно затеребила за спиной шнуровку, которую, как ей было прекрасно известно, она не могла распустить. С тем же успехом узник мог бы пытаться ногтями раскрыть свои кандалы.
Отец нахмурился, глядя на нее:
– Что с тобой такое, Савин?
– Со
– Разумеется, знаю. Ты что, совсем за дурака меня держишь?
Савин язвительно фыркнула, едва не обдав его соплями:
– Это вы с моей матерью держали меня за дуру все эти годы!
По левой стороне его лица пробежала серия подергиваний, веко затрепетало.
– Твоя мать была молода и одинока. Она совершила ошибку. С тех самых пор она не думала ни о чем, кроме того, что будет лучше для тебя.
– Разве еще о том, чтобы опустошить очередную бутылку… а!
Отец крепко схватил ее за руку, подтащил к себе и проговорил сквозь плотно сжатые губы:
– Оставь свои обиды в стороне, это серьезное дело.
– Обиды? – прошептала она. –
Несколько человек, по-видимому, уловили напряженный тон их разговора: к ним уже поворачивались любопытные лица. Особенно одно. Первый из магов стоял рядом с королем; его одежда теперь имела некоторый оттенок таинственности, ради публичного появления. Он улыбнулся ей понимающей полуулыбкой и приветственно кивнул.
Это не ускользнуло от внимания ее отца. Его тонкие губы почти не двигались, но она видела мышцу, напрягшуюся сбоку его головы.
– Он к тебе подходил?
– Кто?
– Байяз, – прошипел Глокта, почти до боли сжимая ее запястье.
– Я никогда с ним не говорила. – Савин нахмурилась. – Хотя… был один человек, приходил к нам в Солярное общество. Назвался магом, хотя по виду я бы не сказала.
На тощей шее ее отца двинулись жилы: он сглотнул.
– Сульфур?
– Он нес какую-то чепуху про то, что собирается изменить мир. И ищет новых друзей…
– Чего бы они ни просили, что бы ни предлагали – отказывайся, ты поняла меня? – Теперь он смотрел на нее чуть ли не умоляюще. Кажется, она еще ни разу не видела его напуганным. – Отказывайся и сразу же иди ко мне.
– Какого черта? Какое Байяз может иметь отношение к чему-либо…
– Самое прямое! – Он сжал ее руку еще крепче, подтянул к себе еще ближе. – Мне кажется, ты не вполне понимаешь опасность своего положения. Даже незаконнорожденная, ты – старший ребенок короля. Это может сделать тебя очень ценной. И очень уязвимой. А теперь
Он наконец отпустил ее, утер слезу со слезящегося левого глаза и принялся вежливо хлопать Лео дан Броку, который как раз въезжал на площадь с широчайшей улыбкой под удвоенные овации.
Савин медленно выпрямилась, потирая синяки, оставленные отцовскими пальцами на ее запястье. Ей хотелось ударить его прямо в беззубый рот. Хотелось заорать, безумно заверещать во весь голос в лицо королю. Хотелось по меньшей мере гневно удалиться.
Но это лишь привлекло бы к ней внимание. А никто не должен был знать. Отец был прав на этот счет. Или был бы прав, если бы он был ее отцом. Байяз по-прежнему улыбался, глядя прямо на нее, менее величественный, чем его статуя, стоявшая неподалеку отсюда на аллее Королей, но гораздо более самодовольный. Савин ничего не оставалось, кроме как вновь обратить свое внимание на площадь, распрямить плечи, поднять подбородок, изобразить на лице самую равнодушную из улыбок и начать хлопать.
Кипя, словно чайник на медленном огне.
Орсо услышал впереди взрыв ликования, когда процессия достигла площади Маршалов. Толпа ритмично выкрикивала: «Лео! Лео!», время от времени слышались возгласы: «Молодой Лев!» Не могло быть сомнений, что мужественный ублюдок замечательно подошел на роль героя. Гораздо лучше, чем это когда-либо светило Орсо.