Я рос очень подавленным. Когда я ходил по улицам, я всегда смотрел себе под ноги, и меня пробирал озноб от равнодушных взглядов прохожих. Не знаю – почему. В наших детских и подростковых играх, когда все должны были играть сами за себя, все вдруг объединялись и начинали играть против меня. Радостно и азартно. Им почему-то очень хотелось победить именно меня. А я делал вид, будто мне все равно, и продолжал играть, хотя, конечно, чаще всего проигрывал.
Я постоянно чувствовал, как во мне растет и беспокойно шевелится непонятная сила. Иногда она ощущалась, как вихрь, смерч, воющий в моей груди, огонь, горящий внутри, не жгущий, но истомляющий неутолимым жаром, как неудержимое желание сделать что-нибудь… но я не знал – что. Из всего, что я делал, ничто не приносило удовлетворения и не давало выхода этой силе. И я просто стискивал зубы и позволял ей копиться во мне. Потому что знал, что однажды сила потечет медово-светящейся лавой в мои руки, и мир будет мяться под пальцами, как старая бумага, будет таять, как лед в кулаке, и превращаться в холодную живую воду.
Думаю, началом этого стало время, когда принялись сбываться желания.Машка была моим первым желанием. Я попросил Бога дать мне ее. Тогда я еще не был с ней знаком. Мне шел двадцать второй год, я жил один и не знал женщин. Я просто и честно сказал Ему: «Господи, дай мне женщину, которую я буду любить, и которая будет любить меня. Пусть она будет не умной и не красавицей, лишь бы любила, лишь бы стала мне родной. И пусть у нее будет большая грудь, и пусть ей очень нравится секс, потому что это важно».
Но я допустил ошибку. Я не верил в любовь и просил любви. Я считал, что любви не существует, и весь мой мир покоился основанием на этой истине. Поэтому когда появилась Машка, я уподобился человеку, построившему дом свой на песке. Первая же волна Машкиной любви обрушила стены моих крепостей, и я утонул в ее море.
Она тоже не верила в любовь. И я, со своим неловким новорожденным чувством, оказался для нее таким же разрушителем. Мы не верили друг другу и не верили друг в друга.
И вместо того, чтобы спасать друг друга, мы пытались расстаться, не понимая, что уже неразделимы. И однажды, когда боль стала непереносима, я понял, откуда она взялась в моей жизни. Она была именно такой, какую я просил. Мне все было дано в точности по моему слову.